с ароматным смородиновым вареньем — и, несмотря ни на что, беседовали, вспоминая своих родных, то с грустью, то смеясь.
В жизни всегда так бывает: как день и ночь, рядом ходят грусть и радость. Балансируя на тонкой грани, разделяющей или соединяющей их, человек и живет. Двигается вперед по своей дороге, лишь изредка отклоняясь то в одну, то в другую сторону. Но хлебнув света или тьмы, он возвращается на границу между ними и снова идет вперед.
Только дорога человека не такая длинная, как хотелось бы. И жизнь, как чрезмерно усердный скульптор, постоянно работая со своим произведением, то добавит новую складку подбородку, то уложит веером кожу от уголков глаз, то вдруг окунет свою кисть в краску-серебрянку и щедрым мазком окрасит целую прядь волос.
— Мам, а я хотел, чтобы ты тоже стала молодой, как раньше, как это получилось у бабушки, и жила долго-долго, — Паша вглядывался в черты матери и сожалел об упущенной возможности.
Но Лена не расстроилась, не обиделась, она тепло улыбнулась сыну, приняв его заботу с благодарностью, на какую способна только мать.
— Вот что я скажу тебе, Пашенька, не так важно, сколько ты живешь. Куда важнее, как ты живешь, насколько полна твоя жизнь. Я много упустила, когда страдала по Людочке, когда не верила тебе. Но сейчас я словно получила второй шанс. И чувствую себя ничуть не хуже твоей бабушки. А молодость… Она была и это счастье! Нам есть, что вспомнить с твоим отцом, а Миш? — Лена с любовью взглянула на мужа. — Так что мы в любую минуту снова можем вернуться в свою молодость! Не веришь?
— Путешествие по Времени?
— А почему бы и нет?.. Я могу вернуться в свое детство, я могу снова оказаться в горах, посидеть с твоим отцом в обнимку у костра, могу вспомнить то ощущение блаженного счастья, когда родила тебя, когда увидела твой первый шаг. Кстати, ты пошел от меня к отцу. Я руки опустила, а Миша не успел подхватить, и ты не стал дожидаться, сделал шаг навстречу… Вот так, Пашенька, когда-нибудь и ты сможешь путешествовать в свое прошлое. Так что, ничего диковинного у инопланетян и нет. Мы сами все можем и знаем. Только надо хотеть и делать.
Этот весенний вечер, когда на тополях едва распустились влажные, словно детки, только что покинувшие лоно матери, листочки, а птицы радостным гомоном проводили уже теплое солнышко, Павел запомнил на всю жизнь. Он не раз будет возвращаться мыслями именно в этот вечер, особенно радостный от душевного общения с отцом и матерью, подарившими ему вместе с жизнью свою безграничную любовь.
— И все? — Ира сидела в своей каюте, с ногами забравшись на койку и обхватив голову руками.
Милан присел рядом.
— Не все. Это только начало. Знаешь, я разговаривал с одной девушкой, Мари…
Ира перебила мужа.
— О чем ты, Милан? Неужели ты не понимаешь, что сейчас происходит в моем сердце? Как мне плохо?
— Ири, — муж взял ее ладони в свои. Ира продолжала сидеть безвольной птицей, у которой только что обрезали все перья. Из ее глаз словно истекала боль, капля за каплей орошая бледную кожу щек. — Ири, родная моя, но я сделал все, что мог…
— Почему они отказались? — Ира плакала — молча, беззвучно. Слезы катились и катились по щекам, сливаясь в один поток и затем падая на грудь брызгами соленого водопада. — Я же видела, Лена загорелась вся сначала, даже засияла, а потом… потом…
— Все дело в Павле. Я начал тебе рассказывать о Мари, послушай, тогда ты многое поймешь.
Ира проглотила вязкий комок, высвободила свои ладони и спрятала их меж колен. Милан понял этот жест, как обиду, но не понял за что.
— Я разговаривал с Мари Флейвор, мысленно! Понимаешь? Она — правнучка того самого Джека Флейвора, но важно другое — она дружит с Павлом — твоим внуком. И их связывает цель — построение единого общества землян. Понимаешь? Павел и Мари — представители новой расы человечества, которая и станет основой общества, поведет его за собой. Таких, как они, уже немало. Поэтому Павел отказался лететь с нами. Он сделал выбор: его место на Земле. А мать и отец, понятно, не захотели его оставить. Это тоже их выбор.
— А я оставила своего сына…
— И это тоже твой выбор! — Милан чувствовал, что снова появляется то бессилие, когда он больше не может ни уговаривать, ни объяснять, когда он видит перед собой непробиваемую стену эмоциональной тупости, глупого, упорного самобичевания, которое не дает ничего, кроме болезней, как ума, так и тела. — Ира, скажи, Лирина и все, что связано с ней — Лагос, Линед, наше дело по укреплению уз разумных рас Вселенной, наш дворец, в конце концов, наши океаны, деревья — хоть что-то значат для тебя? Или Земля и сын перевешивают чашу весов?
Ира молчала. Но слезы высохли, оставив еле заметные дорожки на щеках. Ирина не знала, что ответить мужу. Она словно оказалась меж двух планет, зависла между ними, не чувствуя притяжения ни одной, ни другой. Ей самой судьба дала возможность качнуться в ту сторону, куда ее больше всего влечет. Но она не могла сделать ни одного движения, потому что запуталась в эмоциях, как котенок в размотанном клубке шерсти.
— Я оставлю тебя, скоро мы прибудем на Лирину. Мне надо заняться делами. Ветер зовет меня.
— Постой… скажи, ты достал Его? — Ира мучилась от мыслей о Сердце Кристалла, догадываясь, куда Милан ездил с Мишей и зачем. Но спросить прямо она решилась только что.
Милан оглянулся. Раздражение жены стало понятным.
— Нет, родная, мы не стали трогать могилу Павла. Он остался с ним. Прости, я думал, Михаил тебе все рассказал.
— Спасибо, — на сердце у Ирины отлегло. Она улыбнулась мужу.
Милан ушел. Оставшись одна, Ира окунулась в свои мысли, вспомнила последние мгновения прощания с сыном. В этот раз он отпустил ее сердцем, хоть и знал, что больше они никогда не увидятся. Ира поняла это по его глазам.
Снова навернулись слезы. Ира тряхнула головой.
«Нет, я больше не буду плакать. Как ребенок, ей-богу. Все, хватит!»
Но одних слов оказалось мало. Как только она вспоминала Мишу, так сразу взор туманился. Тогда Ира заставила себя думать о Лирине. К сердцу подкатила теплая волна. Да, ей небезразлична планета, подарившая и новую семью, и радость осознания себя человеком, способным на то, о чем она раньше и не подозревала. На этой встрече, да и в доме сына Ира чувствовала свое превосходство над людьми, с которыми ей пришлось общаться. Она выглядела моложе своей невестки, она мыслила, как Павлушка, она… Да, и это все ей подарил Милан! Он не спросил, насколько для нее важнее сын, чем он, но Ира поняла, что обидела мужа. Ему нужна ее любовь, и он страдает от ее душевных терзаний.
— У нас есть Людмилка, Леня, Паша, — Ира окончательно успокоила себя, — они — наша связь, наше будущее…
А еще Ира подумала о том, что она сама сделала выбор, когда и в этот раз оставила Землю и села в корабль, хоть и далось это нелегко.
— Продолжение моей жизни на Лирине, рядом с Миланом. И я счастлива тем, что они у меня есть!
Кристалл, собранный из осколков, жил только ему ведомой жизнью. Он играл светом, гоняя по многочисленным граням солнечный зайчик, или рассыпая перламутровые всполохи сразу от всех сколов. Хранитель Кристалла перестал затемнять окна в зале, где обустроился найденный вновь раритет, и даже поворачивал Кристалл к свету разными боками, чтобы он сам грелся в целительных лучах со всех сторон. Кристалл словно выздоровел, ожил, обрел веселость и теперь встречал посетителей, вспыхивая радостью.
Ира часто навещала его. Если Кристалл, привезенный с Земли, хранил на себе ее прикосновения, то сердце разбитого Кристалла само хранилось на Земле, и не просто на Земле, а в особо дорогом, связанном с ней, с землянкой, месте.
— Я не оправдал его надежд, наверное, — сказал Милан, вместе с женой любуясь игрой света, — я не
