надлежащих ирригационных и мелиорационных работ эта равнина местами представляет собой пустыню, местами — болотистые мелководные озера, окаймленные зарослями огромных тростников, кишащих насекомыми. В настоящее время пустынная часть равнины пересечена валами выбросов от копки каналов, и если капал — действующий, то вдоль этих валов тянутся финиковые пальмы. Кое-где над плоской поверхностью возвышаются глинистые холмы — телли и зольные — ишаны. Это развалины городов, точнее — сотен существовавших последовательно на одном и том же мосте сырцовых кирпичных домов и храмовых башен, тростниковых хижин и глинобитных стон. Однако в древности здесь еще не было ни холмов, ни валов. Болотистые лагуны занимали гораздо больше пространства, чем ныне, протянувшись поперек всего нынешнего Южного Ирака, и лишь на крайнем юге попадались низменные безлюдные острова. Постепенно ил Евфрата, Тигра и бегущих с северо-востока эламских рек (впадавших тоже в Персидский залив, как и Тигр с Евфратом, но под углом к ним в 90°) создал наносный барьер, расширивший к югу территорию равнины километров на 120. Там, где раньше болотистые лиманы свободно сообщались с Персидским заливом (это место называлось в древности «Горьким морем»), теперь протекает р. Шатт-эль-Арабд в которой ныне сливаются Евфрат и Тигр, ранее имевшие каждый свое устье и свои лагуны.
Евфрат в пределах Нижней Месопотамии разделялся на несколько русел; из них важнейшими были западное, или собственно Евфрат, и более восточное—Итурунгаль; от последнего к лагуне на юго-востоке отходил еще канал И-Яина-гена. Еще восточнее протекала река Тигр, но берега ее были пустынны, кроме того места, где в нес впадал приток Дияла.
От каждого из главных русел в IV тысячелетии до н.э. было отведено несколько меньших каналов, причем с помощью системы плотин и водохранилищ удавалось на каждом задерживать воду для регулярного орошения полей в течение всего вегетационного периода. Благодаря этому сразу возросли урожаи и стало возможно накопление продуктов. Это, в свою очередь, привело ко второму великому разделению труда, т.е. к выделению специализированных ремесел, а затем и к возможности классового расслоения, а именно к выделению класса рабовладельцев, с одной стороны, и к широкой эксплуатации подневольных людей рабского типа, или рабов в широком смысле (патриархальных рабов и илотов), — с другой.
При этом надо заметить, что чрезвычайно тяжелый труд по строительству и чистке каналов (как и другие земляные работы) выполнялся в основном не рабами, а общинниками в порядке повинности(Работы эти были необходимы для самого существования людей; тем не менее они были повинностью, т.е. формой налога, так же как воинская повинность или поборы на содержание обороны. Но не всякий налог следует рассматривать как эксплуатацию.); каждый взрослый свободный тратил на это в среднем месяц-два в год, и так было в течение всей истории древней Месопотамии. Основные земледельческие работы — пахоту и сев — также вели свободные общинники. Лишь знатные люди, облеченные властью и исполнявшие должности, считавшиеся общественно важными, лично в повинностях не участвовали, да и землю не пахали.
Массовое обследование археологами остатков древнейших поселений Нижней Месопотамии показывает, что процесс урегулирования местных мелиоративно-ирригационных систем сопровождался сселением жителей из разрозненных мельчайших поселков большесемейных общин к центру номов, где находились главные храмы с их богатыми зернохранилищами и мастерскими. Храмы являлись центрами сбора номовых запасных фондов; отсюда же по поручению управления храмов в далекие страны отправлялись торговые агенты—тамкары—обменивать хлеб и ткани Нижней Месопотамии на лес, металлы, рабынь п рабов. В начале второй четверти III тысячелетия до н.э. плотно засоленные пространства вокруг главных храмов обносят городскими стенами. Около 3000— 2900 гг. до н.э. храмовые хозяйства становятся настолько сложными и обширными, что понадобился учет их хозяйственной деятельности. В связи с этим зарождается письменность.
Уже очень рано человеку в ходе его истории понадобилось делать сообщения не только устно, от лица к лицу, но и через время и пространство. Для этого использовались специальные мнемонические (напоминательные) знаки, изображавшие вещи, о которых надо было что-то сообщить или которые вызывали какие-то нужные ассоциации. Мы довольно много знаем о таких знаках у племен, живших еще в
XIX—XX вв. в первобытных условиях, но, к сожалению, до недавиого времени не было сведений о мнемонических знаках древних неолитических племён, пока американская исследовательница Д. Шмандт- Бессерат не обнаружила, что неолитическое население Передней Азии не позже VI—V тысячелетни до н.э. пользовалось для сообщении не только вещами, имевшими другое основное назначение (например пучок стрел для объявления войны), и не только давно исчезнувшими рисунками краской или сажей, но и объемными изображениями предметов, иногда собранными в специальные глиняные емкости-«конверты». По форме эти объемные мнемонические знаки для сообщения весьма сходны с первыми месопотамскими рисуночными знаками, уже составлявшими определенную систему.
На грани IV и III тысячелетий до н.э. в Нижней Месопотамии рисовали знаки на пластичных плитках из глины углом тростниковой палочки. Каждый знак-рисунок обозначал либо сам изображенный предмет, либо любое понятие, связывавшееся с этим предметом. Например, небосвод, зачерченный штрихами, означал «ночь» и тем самым также «черный», «темный», «больной», «болезнь», «темнота» и т.п. Знак ноги означал «идти», «ходить», «стоять», «приносить» и т.д. Грамматические формы слов не выражались, да это было и не нужно, так как обыкновенно в документ заносились только цифры и знаки исчисляемых объектов. Правда, сложнее было передавать наименование получателей предметов, но и тут на первых порах можно было обойтись наименованием их профессий: горн обозначал медника, гора (как знак чужой страны) — раба, терраса (?) (может быть, род трибуны) — вождя-жреца и т.п. Но скоро стали прибегать к ребусу: если на означало «камень», «гиря», то знак гири рядом со знаком ноги подсказывал чтение гена — «идущий», а знак «кучи» — ба рядом с тем же знаком подсказывал чтение губа — «стоящий» и т. п. Иногда ребусным способом писали и целые слова, если соответствующее понятие трудно было передать рисунком; так, ги «возвращать, добавлять» обозначалось знаком «тростника» — ги. Древнейшие тексты, написанные рисуночными мнемоническими знаками, относятся ко времени около 3000 г. до н.э. или несколько позже, но миновало не менее 600 лет, пока письмо из системы чисто напоминательных знаков превратилось в упорядоченную систему передачи речевой информации во времени и на расстоянии. Это произошло около 2400 г. до н.э.
К этому времени из-за невозможности быстро проводить по глине криволинейные фигуры без заусенцев и т.п. знаки превратились уже просто в комбинации прямых черточек, в которых трудно было узнать первоначальный рисунок. При этом каждая черточка из-за нажима на глину углом прямоугольной палочки получала клиновидный характер; вследствие этого такое письмо называется клинописью. Каждый знак в клинописи может иметь несколько словесных значений и несколько чисто звуковых (обычно говорят о слоговых значениях знаков, но это неверно: звуковые значения могут обозначать и полслога, например слог баб можно написать двумя «слоговыми» знаками: ба-аб; значение будет то же, что и при одном знаке баб, разница — в удобстве заучивания и в экономии места при написании знаков, но не в чтении). Некоторые знаки могли быть также и «детерминативами», т.е. нечитаемыми знаками, которые только указывают, к какой категории понятий относится соседний знак (деревянные или металлические предметы, рыбы, птицы, профессии и т.д.); таким образом облегчался правильный выбор чтения из нескольких возможных.
Несмотря на всю неточность письменной передачи речи в архаический период истории Нижней Месопотамии, советскому ученому А.А. Вайману удалось все же прочесть некоторые древнейшие хозяйственные документы начала III тысячелетия до н.э. Это обстоятельство, а также изучение самих рисунков, употреблявшихся для письма, наряду с данными археологии позволяют нам до известной степени восстановить древнейшую общественную историю этой страны, хотя отдельные события в течение долгого исторического периода остаются неизвестными.
Прежде всего перед нами встает вопрос о том, какой же народ создал впервые цивилизацию Нижней Месопотамии. На каком языке он говорил? Изучение языка некоторых более поздних клинописных надписей (примерно с 2500 г. до н.э.) и упоминающихся в надписях (примерно с 2700 г. до н.э.) собственных имен показало ученым, что уже в то время в Нижней Месопотамии жило население, говорившее (а позже и писавшее) по крайней мере на двух совершенно разных языках — шумерском и восточносемитском.
