ощущаться острый земельный голод. Возникшая в связи с этим проблема избыточного населения требовала своего незамедлительного решения, и спартанцы решили ее по-своему: они нашли выход в расширении своей территории за счет ближайших соседей. Главным объектом спартанской агрессии стала Мессения, богатая и обширная область в юго-западной части Пелопоннеса. Борьба за Мессению, происходившая в VIII—VII вв. до н. э., завершилась в конце концов полным завоеванием и порабощением ее населения. Захват плодородных мессенских земель позволил спартанскому правительству приостановить надвигавшийся аграрный кризис. В Спарте был осуществлен широкий передел земли и создана стабильная система землевладения, основанная на строгом соответствии между числом наделов и числом полноправных граждан. Вся земля была поделена на 9000 приблизительно одинаковых по своей доходности наделов, которые были розданы соответствующему числу спартиатов[26] . В дальнейшем правительство Спарты внимательно следило за тем, чтобы величина отдельных наделов оставалась все время неизменной (их нельзя было, например, дробить при передаче по наследству), а сами они не могли переходить из рук в руки посредством дарения, завещания, продажи и т. д. Были поделены и прикрепленные к земле государственные рабы-илоты из числа покоренных жителей Лаконии и Мессении. Сделано это было с таким расчетом, чтобы на каждый спартанский клер (земельный надел) приходилось по нескольку илотских семей, которые своим трудом обеспечивали всем необходимым самого владельца клера и всю его семью.
В результате этой реформы спартанский демос превратился в замкнутое сословие профессиональных воинов-гоплитов, осуществлявших силой оружия свое господство над многотысячной массой илотов.
Подневольный труд илотов избавлял спартиатов от необходимости добывать себе пропитание и оставлял им максимум свободного времени для занятий государственными делами и с овершенствования в военном искусстве. Последнее было тем более необходимо, что после завоевания Мессении в Спарте создалась крайне напряженная обстановка: здесь была нарушена основная заповедь рабовладельческой экономики, сформулированная впоследствии Аристотелем: избегать скопления больших масс рабов одного этнического происхождения. Илоты, составлявшие большинство среди трудового населения Спарты, говорили на одном и том же языке и мечтали только о том, как бы сбросить ненавистное иго спартапских завоевателей[27]. Удержать их в повиновении можно было только с помощью систематического беспощадного террора.
Постоянная угроза илотского мятежа требовала максимальной сплоченности и организованности спартиатов. Поэтому одновременно с переделом земли в Спарте была проведена целая серия реформ, вошедших в историю под именем «законов Ликурга»[28]. Реформы эти в короткий срок до неузнаваемости изменили облик спартанского государства, превратив его в военный лагерь, все обитатели которого были подчинены казарменной дисциплине. С момента рождения и до смерти спартиат находился под неусыпным наблюдением особых должностных лиц (они назывались зфорами, т. е. «надзирателями»), которые обязаны были следить за неукоснительным исполнением всеми гражданами законов Ликурга.
В этих законах было предусмотрено все вплоть до мельчайших деталей, таких, как покрой одежды и форма бороды и усов, которые дозволялось носить гражданам Спарты. Закон строжайше обязывал каждого спартиата отдавать своих сыновей, как только им исполнится семь лет, в специальные лагеря — агелы (букв. «стадо»), где их подвергали зверской муштре, воспитывая в подрастающем поколении выносливость, хитрость, жестокость, умение приказывать и повиноваться и другие качества, необходимые «настоящему спартанцу». Взрослые спартиаты в общеобязательном порядке посещали совместные трапезы — сисситии, ежемесячно выделяя на их устройство определенное количество продуктов. В руках правящей верхушки спартанского государства сисситии и агелы были удобным средством контроля за поведением и настроениями рядовых граждан. Государство в Спарте активно вмешивалось в личную жизнь граждан, регламентируя деторождение и супружеские отношения.
В соответствии с принципом «ликургова строя» все полноправные граждане Спарты официально именовались «равными», и это были не пустые слова. В Спарте действовала на протяжении почти двух столетий целая система мер, направленных к тому, чтобы свести к минимуму любые возможности личного обогащения и тем самым приостановить рост имущественного неравенства среди спартиатов. С этой целью была изъята из обращения золотая и серебряная монета. Согласно преданию, Ликург заменил ее тяжелыми и неудобными железными оболами, уже давно вышедшими из употребления за пределами Лаконии. Торговля и ремесло считались в Спарте занятиями, позорящими гражданина. Ими могли заниматься лишь периеки, (букв, «живущие вокруг») — неполноправное население небольших городков, разбросанных по территории Лаконии и Мессении на некотором удалении от самой Спарты. Практически все пути к накоплению богатства были закрыты перед гражданами этого необыкновенного государства. Впрочем, даже если кому-то из них удалось бы сколотить состояние, воспользоваться им под бдительным надзором спартанской полиции нравов он все равно не смог бы. Все спартиаты независимо от их происхождения и общественного положения — исключения не делалось даже для стоявших во главе государства «цареи»[29] — жили в совершенно одинаковых условиях, как солдаты в казарме, носили одинаковую простую и грубую одежду, ели одинаковую пищу за общим столом в сисситиях, пользовались одинаковой домашней утварью. На производство и потребление самых незначительных предметов роскоши в Спарте был наложен строжайший запрет. Ремесленники из числа периеков изготовляли лишь самую простую и необходимую утварь, орудия труда и оружие для снаряжения спартанской армии. Ввоз же в Спарту чужеземных изделий был категорически запрещен законом. Спартанскому правительству удалось сплотить граждан перед лицом порабощенных, но постоянно готовых к возмущению илотов. Обладая большим запасом внутренней прочности, «община равных» смогла в дальнейшем выдержать такие серьезные испытания, какими были, например, великое восстание илотов 464 г. (так называемая III Мессенская война) или Пелопоннеская война 431 — 404 гг. до н. э. Принесла свои плоды и упорная военная тренировка, которой спартанцы предавались всю жизнь с неослабным рвением. Знаменитая спартанская фаланга (тяжеловооруженная пехота, державшаяся в сомкнутом строю) долгое время не знала себе равных на полях сражений и заслуженно пользовалась славой непобедимой. Спарта сумела еще до начала V в. до н. э. установить свою гегемонию над большей частью Пелопоннеса, а впоследствии попыталась распространить ее также и на всю остальную Грецию. Однако великодержавные претензии Спарты опирались лишь на ее военную силу. В экономическом и культурном отношении она сильно отставала от других греческих государств. Установление «ликургова строя» резко затормозило развитие спартанской экономики, вернув ее вспять, почти на стадию натурального хозяйства гомеровской эпохи. В атмосфере сурового военно-полицейского режима с его доведенным до абсурда культом равенства постепенно захирела, а затем и совсем исчезла яркая и своеобразная культура архаической Спарты[30]. После Тиртея, воспевшего подвиги, совершенные спартанскими воинами во время Мессенских войн, Спарта не дала ни одного значительного поэта, ни одного философа, оратора, ученого. Полный застой в социально-экономической и политической жизни и крайнее духовное оскудение — такой ценой пришлось расплачиваться спартанцам за свое господство над илотами. Замкнувшаяся в себе, отгородившаяся от внешнего мира глухой стеной вражды и недоверия, Спарта постепенно становится главным очагом политической реакции на территории Греции, надеждой и опорой всех врагов демократии.
Итак, мы познакомились с двумя крайними, наиболее различавшимися формами раннегреческого полиса. Первая из этих двух форм, сложившаяся в Афинах в результате реформ Солона и Клисфена, обеспечивала гражданам гармоническое развитие личности и оказалась более способной к развитию и, следовательно, исторически более перспективной в сравнении со второй — казарменной спартанской формой полиса. Афины не знали свойственной Спарте полной политической дискриминации всех людей физического труда. Именно Афинам суждено было стать в дальнейшем главным оплотом греческой демократии и вместе с тем крупнейшим культурным центром Греции, «школой Эллады», как скажет позднее Фукидид.
Говоря о существенных различиях в общественном и государственном устройстве Афин и Спарты, мы не должны упускать из виду то общее между ними, что позволяет считать их двумя разновидностями одного и того же типа государства, а именно полиса. Любой полис представляет собой самоуправляющуюся, или, как говорили греки, автономную общину, чаще всего не выходящую за пределы одного, обычно небольшого города и его ближайших окрестностей (отсюда общепринятый в современной научной литературе перевод
