что возглавит его именно он. В Москве его постигло жестокое разочарование. «В одном из отделов ЦК, — вспоминал впоследствии Пантелеймон Кондратьевич, — меня представили В. Т. Сергиенко — наркому внутренних дел УССР, который прибыл в столицу также в связи с предстоящим решением ГКО о создании Центрального штаба партизанского движения. Только на этот раз именно он должен был возглавить ЦШПД».[269]
Как выяснилось, Сергиенко был совместной креатурой главы НКВД Берии и первого секретаря украинской компартии Хрущева.
Для Берии было важно сохранить контроль над партизанами. Прямо контролировать партизанское движение по объективным причинам было невозможно; оставалось лишь посадить на эту должность своего человека. Мотивы Хрущева более сложны. С одной стороны, о личностной неприязни между Хрущевым и Пономаренко ходили легенды;[270] потому неудивительно, что Никите Сергеевичу меньше всего хотелось, чтобы его противник стал начальником ЦШПД. В тот период, однако, для Хрущева возможность провести в начальники ЦШПД своего была важна и по другой причине. 12 мая началось наступление Юго-Западного фронта, ставившее целью освобождение Харькова. К 16 мая наступление застопорилось. Стало ясно, что за неудачу придется отвечать людям, прямо за эту операцию ответственным, — Тимошенко и Хрущеву; контроль над партизанами мог скомпенсировать для Хрущева последствия поражения на фронте.
Комиссар госбезопасности 3-го ранга Сергиенко был сотрудником НКВД и, как таковой, устраивал Берию. Он был наркомом внутренних дел Украины и, как таковой, устраивал Хрущева. Наконец, оп обладал достаточно высоким рангом для назначения начальником ЦШПД. Однако в конечном итоге решение принимал Сталин, и решение его могло оказаться неожиданным. Понимая это, Берия предпринял маневр для нейтрализации Пономаренко, выдержанный в лучших бюрократических традициях.
Мы уже писали о НКВД Белоруссии, возглавляемом Л. Цанавой и прекратившем свое существование в результате оккупации республики противником. Вместо республиканского НКВД и его территориальных управлений были созданы оперативно-чекистские группы; естественно, что Цанава возглавил оперативно- чекистскую группу НКВД БССР. В условиях, когда Белоруссия была оккупирована, заниматься эта группа, равно как и подчиненные ей областные оперативно-чекистские группы, могла только разведкой и организацией партизанского движения. Делалось это в тесном взаимодействии с 4-м Управлением и Штабом истребительных батальонов НКВД СССР.[271]
В мае 1942 г., после принятия принципиального решения о создании ЦШПД, Цанава подготовил докладную записку, в которой писал следующее: «Ввиду того, что в настоящее время партизанским движением на территории Белоруссии занимаются ЦК КП(б) Белорусской ССР, 4-е Управление и Штаб истребительных батальонов НКВД СССР, со своей стороны считаю необходимым создать еще один орган для руководства партизанским движением по Белорусской ССР».[272]
По всей видимости, записка Цанавы была инспирирована Берией. Таким образом Сталину демонстрировалось неумение Пономаренко наладить взаимодействие с занимающимися партизанскими вопросами органами даже на республиканском уровне. Можно ли доверить такому человеку руководить централизованной системой управления партизанским движением?
Отфиксировав этот тезис, 27 мая Берия представил Сергиенко Сталину; согласно «Журналу посещений…», разговор длился почти час.[273]
Пономаренко же наркомвнудел УССР не удовлетворял совершенно, причем не только по управленческим соображениям.
«Нас разместили в гостинице «Москва», — вспоминал Пономаренко. — В тот вечер Сергиенко позвонил мне и пригласил к себе в номер. Он уже изрядно выпил: на столе в центре обильной закуски стояла наполовину пустая бутылка водки. Сказав несколько приветственных слов, Сергиенко сразу же стал настойчиво агитировать меня отметить предстоящее событие. Сославшись на недомогание, я отказался от его предложения. Мне будущий начальник Центрального штаба (я его раньше не знал) пришелся не по душе.
«Не компанейский ты, оказывается, мужик, — пробурчал, перейдя на фамильярный тон, глава украинского НКВД и многозначительно добавил: — А ведь под моим началом будешь, поди, не один год служить».
Еще более захмелев, он стал хвастаться не только знакомством, но и тесными связями с большими и влиятельными людьми в стране.
«Никита Сергеевич и Лаврентий Палыч меня очень уважают и ценят за хватку, исполнительность, смелость и инициативу, — «скромно» повествовал Сергиенко. — И у меня назревает хорошая перспектива по службе. Налажу деятельность Центрального штаба, а там, глядишь, и новое выдвижение».
Вслед за этим «без пяти минут» начальник ЦШПД перешел к описанию собственных, далеко не рядовых «заслуг» в борьбе с «врагами народа». Стал рассказывать о том, как он «умело» допрашивал арестованного бывшего первого секретаря ЦК КП(б) У П. П. Постышева, выбивая у него «признания» обыкновенной палкой.
«Я так приучил его к моему «орудию», что когда входил к этому троцкисту в камеру, тот сразу же бросался в угол и закрывал голову руками», — продолжал свой палаческий рассказ Сергиенко.
Выслушивать его дальше было выше сил, и я, сославшись на плохое самочувствие и усталость, стал прощаться.
Сергиенко наконец прекратил свои излияния и сказал, чтобы я никуда в ближайшие дни не отлучался, т. к. после соответствующего постановления ГКО он намерен провести первое заседание Центрального штаба партизанского движения».[274]
По вполне понятным причинам Сергиенко был последним, кош Пономаренко хотел бы иметь в начальниках. Вместе с тем Пантелеймон Кондратьевич был опытным аппаратчиком и понимал, что даже если Сергиенко и станет начальником ЦШПД, это будет не концом подковерной борьбы, а ее началом. Поэтому он справился в ЦК о кадрах, предназначавшихся на руководящие должности в ЦШПД, приступил к вербовке сторонников. Так, помощник начальника Оперативного отдела ЦШПД майор А. И. Брюханов рассказал в своих мемуарах о том, как Пономаренко сделал ему предложение, от которого невозможно отказаться. «Вы, товарищ майор, пришли к нам из армии и, разумеется, привыкли за долгие годы службы к армейской субординации и дисциплине. Это хорошо. Но не забудьте о том, что вы не только кадровый командир Красной Армии, но и коммунист. Работая у нас, вы должны будете придерживаться партийного стиля работы и не ограничивать свою деятельность привычными рамками чисто военной службы… Если обстановка потребует, я вызову вас лично, не прибегая к помощи непосредственных начальников, и дам соответствующие указания».[275] Брюханов согласился на это противоречащее всем армейским порядкам, но обыкновенное для бюрократической борьбы предложение.[276]
30 мая 1942 г. состоялось заседание ГКО, посвященное вопросам партизанского движения. Присутствовавший на заседании Микоян впоследствии рассказывал следующее:
«Докладчиком по данному вопросу был Лаврентий Берия. Вместе с Никитой Хрущевым они подготовили предложения по основным задачам и направлениям деятельности ЦШПД, который должен функционировать при Ставке ВГК, но под руководством НКВД СССР. Доложил и о персональном составе нового органа во главе с В. Т. Сергиенко, который, по словам Берии, очень хорошо проявил себя в должности наркома внутренних дел Украины.
«А вам не жаль отдавать в Центр такие хорошие украинские кадры?» — спросил не без иронии Сталин, обращаясь к Хрущеву и Берия. Вслед за этим, уже более резким топом он сказал, смотря только на Берия:
«У вас — узко ведомственный подход к этой чрезвычайно важной проблеме. Партизанское движение, партизанская борьба — это народное движение, народная борьба. И руководить этим движением, этой борьбой должна и будет партия. Сейчас то, что требуется, мы и исправим. И начальником ЦШПД будет член ЦК ВКП(б)». С этими словами Сталин взял синий карандаш, обвел стоявшую последней в представленном списке мою фамилию и стрелочкой поставил ее на первое место».
