странного гостя, — он провожал взглядом Андре, пока за ней не затворилась дверь. Затем, когда звуки клавесина убедили его в том, что она в соседней комнате, барон предложил Бальзамо доставить его до ближайшего города.
— У меня скверная лошадь, для нее, вероятно, это будет последнее путешествие, но туда-то она вас довезет, и вы можете, по крайней мере, быть уверены, что найдете подходящее место для ночлега. Это не значит, что в Таверне не нашлось бы комнаты или кровати. Но я по-своему понимаю гостеприимство. «Все или ничего» — вот мой девиз.
— Так вы меня гоните? — спросил Бальзамо, пытаясь скрыть в улыбке противоречивые чувства, охватившие его. — Стало быть, я вам надоел.
— Да нет, черт побери! Я к вам по-дружески расположен, мой дорогой. Оставить же вас здесь на ночлег означало бы, напротив, что я желаю вам зла. Я с величайшим сожалением говорю вам это, скорее для очистки совести. По правде говоря, вы мне очень нравитесь.
— Так если я вам нравлюсь, не гоните меня: я устал, и не заставляйте меня скакать на коне, вместо того чтобы вытянуться в постели. Не умаляйте своих возможностей, если, конечно, вы не хотите убедить меня в том, что плохо ко мне относитесь.
— О, если так, то вы остаетесь здесь!
Поискав взглядом Ла Бри, он заметил его в углу.
— Поди сюда, старый негодяй! — обратился он к нему.
Ла Бри робко приблизился.
— Подойди ближе, черт тебя побери! Как ты думаешь, красная комната подойдет?
— Конечно, сударь, — отвечал старый слуга. — Ведь в ней живет господин Филипп, когда приезжает в Таверне.
— Может, она и годится для бедного лейтенанта, приезжающего на лето к нищему отцу, но совершенно не подходит богатому сеньору, который путешествует в карете, запряженной четверкой почтовых лошадей.
— Уверяю вас, сударь, — вмешался Бальзамо, — комната мне подойдет.
Барон поморщился, словно хотел сказать: «Ну-ну, уж я-то знаю, чего она стоит».
Затем громко приказал:
— Приготовь господину красную комнату, раз уж он хочет навсегда избавиться от желания вернуться когда-нибудь в Таверне. Итак, вы хотите остаться?
— Разумеется!
— Погодите! Есть еще одно средство…
— О чем вы говорите?
— Вы ведь можете поехать не только верхом…
— Куда поехать?
— В Бар-ле-Дюк.
Бальзамо ждал, что последует за этим предложением.
— Вы ведь приехали на почтовых лошадях, не так ли?
— Несомненно, если только не сатана ими правил.
— Я сначала тоже так подумал. Мне показалось, вы с ним приятели.
— Слишком большая честь для меня.
— Так вот лошади, которые дотащили вашу карету сюда, могут ведь отвезти ее назад, верно?
— Вот тут вы ошибаетесь. Во-первых, от четверки у меня осталась только пара лошадей. Кроме того, карета очень тяжелая, лошадям необходим отдых.
— Еще один довод… Решительно, вы хотите здесь остаться!
— Я хотел бы сегодня остаться здесь, чтобы завтра снова встретиться с вами и выразить вам свою признательность.
— Это очень просто.
— Что вы имеете в виду?
— Раз вы водите дружбу с сатаной, попросите его помочь мне отыскать философский камень.
— Господин барон! Если он так вам нужен…
— Философский камень? Черт возьми, еще как нужен!
— В таком случае вам следует обратиться к другому лицу.
— Кто же это другое лицо?
— Я, как сказал Корнель в… не помню точно, какой комедии, которую он читал мне… погодите-ка… да, ровно сто лет назад, когда мы с ним проезжали по Новому мосту в Париже.
— Ла Бри, старый мошенник! — закричал барон, почувствовав, что разговор начинает принимать нежелательный оборот в столь поздний час, да еще с таким собеседником. — Поищите свечу и проводите барона.
Ла Бри бросился исполнять приказание. Найти в доме свечу было почти так же трудно, как философский камень. Он позвал Николь и приказал ей подняться первой и проветрить красную комнату.
Николь оставила Андре одну, или скорее Андре была рада предлогу выпроводить служанку: ей было необходимо остаться наедине со своими мыслями.
Барон пожелал Бальзамо спокойной ночи и пошел спать.
Бальзамо вынул часы, вспомнив об обещании, данном Альтотасу. Ученый проспал два с половиной часа вместо двух. Полчаса было потеряно. Бальзамо спросил у Ла Бри, стоит ли карета на прежнем месте.
Ла Бри отвечал, что она должна стоять там, если только ей не вздумалось уехать одной, без лошадей.
Бальзамо поспешил справиться о Жильбере.
Ла Бри уверял его, что бездельник Жильбер лег уже, по крайней мере, с час назад.
Бальзамо вышел во двор, собираясь разбудить Альтотаса. Но прежде он выяснил, как пройти в красную комнату.
Господин де Таверне нисколько не преувеличивал, говоря о бедности комнаты. Она не отличалась убранством от остальных комнат в замке.
Дубовая кровать была застлана покрывалом из потертой шелковой узорчатой ткани — того же зеленовато-золотистого оттенка, что и обивка стен. В комнате стоял дубовый стол на гнутых ножках. Большой камин эпохи Людовика XIII, которому пламя зимой придавало некоторую пышность, выглядел летом без огня тоскливо: не было ни подставки для дров, ни щипцов, не было и дров, зато он был забит старыми газетами. Вот и вся обстановка комнаты, случайным обитателем которой оказался в эту ночь Бальзамо.
Прибавим пару стульев и деревянный шкаф с исцарапанными стенками, выкрашенный в серый цвет.
Пока Ла Бри пытался навести в комнате порядок после того, как Николь проветрила ее и удалилась к себе, Бальзамо разбудил Альтотаса и вернулся в дом.
Подойдя к гостиной, он остановился и прислушался.
Когда Андре вышла из столовой, она заметила, что не испытывает на себе больше таинственного влияния путешественника.
Чтобы не думать о нем, она села за клавесин.
Звуки и теперь доносились сквозь приотворенную дверь.
Бальзамо, как мы уже сказали, остановился перед этой дверью.
В течение некоторого времени он плавными медленными взмахами рук, несомненно творя какие-то заклинания, гипнотизировал Андре. Она стала испытывать уже знакомое волнение; постепенно игра ее смолкла, руки безжизненно повисли, и она медленно обернулась к двери, подчиняясь чужой воле, готовая исполнить любое приказание.
Бальзамо улыбнулся в полумраке, будто видел, что происходит за запертой дверью.
Очевидно, он именно этого добивался от Андре и догадался, что его воля исполнена. Протянув в темноте левую руку и ухватившись за перила, он стал подниматься по крутой массивной лестнице, которая
