канцелярию, и служаки, не желая ударить в грязь лицом, по-своему истолковали мои цифры. Мне кажется, я как-то говорил вам, графиня, что людям моей профессии еще грозят такие же наказания, как в средние века. Только такой смелый и незакоснелый ум, как ваш, может относиться к моим занятиям с благосклонностью. Словом, вы, графиня, вызволили меня из весьма затруднительного положения. Я приношу благодарность за это, и у вас будет возможность убедиться в моей признательности.
— Я хотела бы знать, что с вами было бы, если бы я не пришла вам на помощь.
— Чтобы досадить королю Фридриху, которого ненавидит его величество, меня засадили бы в Венсен или в Бастилию. Разумеется, я бы скоро вышел оттуда, потому что умею одним дуновением разрушить каменную стену. Но при этом я потерял бы шкатулку, а в ней хранятся, как я уже имел честь сообщить вашему сиятельству, прелюбопытные, бесценные формулы, которые мне по счастливой случайности удалось вырвать из вечного мрака неизвестности.
— Ах, граф, вы совершенно меня убедили и обворожили! Так вы обещаете мне зелье, от которого я помолодею?
— Да.
— Когда же я его получу?
— Нам с вами торопиться некуда. Обратитесь ко мне лет через двадцать, милая графиня. Вы же не хотите, я полагаю, стать сейчас ребенком?
— Вы очаровательный человек. Позвольте задать вам еще один вопрос, и я вас отпущу — мне кажется, вы очень торопитесь.
— Слушаю вас, графиня.
— Вы мне сказали, что вас кто-то предал. Это мужчина или женщина?
— Женщина.
— Ага, граф, любовная история!
— Увы, да, графиня, да в придачу еще и ревность, доходящая временами до бешенства и приводящая к последствиям, свидетельницей которых вы только что были. Эта женщина не осмелилась нанести мне удар ножом: она знает, что меня нельзя убить. И вот она решила сгноить меня в тюрьме или разорить.
— Как можно вас разорить?
— На это она, во всяком случае, надеялась.
— Граф, я сейчас прикажу остановить карету, — рассмеялась графиня. — Вы, значит, обязаны своим бессмертием ртути, что течет в ваших жилах? Именно поэтому вас предают, вместо того чтобы убить? Вы хотите выйти здесь или вам угодно, чтобы я подвезла вас к дому?
— Нет, графиня, это было бы чересчур любезно с вашей стороны, не стоит из-за меня беспокоиться. У меня есть Джерид.
— A-а, тот самый чудесный конь, что, как говорят, на скаку обгоняет ветер?
— Я вижу, он вам нравится, графиня.
— В самом деле, великолепный скакун!
— Позвольте предложить вам его в подарок, при условии, что только вы будете на нем ездить.
— Нет, нет, благодарю, я не езжу верхом, а если иногда приходится, то в силу крайней необходимости. Я ценю ваше намерение и буду считать, что получила подарок. Прощайте, граф! Не забудьте, что через десять лет я приду к вам за эликсиром молодости.
— Я сказал: через двадцать.
— Граф! Вам, вероятно, знакома поговорка: «Лучше синицу в руки…» Лучше, если вы сможете дать мне его лет через пять… Никогда не знаешь, что тебя ждет.
— Как вам будет угодно, графиня. Вы же знаете, что я весь к вашим услугам.
— И последнее, граф…
— Слушаю вас, графиня.
— Я вам действительно очень доверяю, раз обращаюсь с этой просьбой.
Бальзамо, ступивший было на землю, превозмог свое нетерпение и опять сел рядом с графиней.
— Теперь на каждом углу говорят, что король увлекся этой маленькой Таверне, — продолжала графиня Дюбарри.
— Неужели это возможно, сударыня? — удивился Бальзамо.
— И, как некоторые утверждают, увлекся довольно серьезно. Я хочу, чтобы вы мне сказали. Если это правда, граф, не надо меня щадить. Будьте мне другом, граф, заклинаю вас, скажите правду!
— Я готов сделать для вас больше, графиня, — отвечал Бальзамо. — Я вам отвечаю, что никогда мадемуазель Андре не будет любовницей короля.
— Почему, граф? — вскричала г-жа Дюбарри.
— Потому что я этого не хочу, — ответил Бальзамо.
— О! — недоверчиво обронила г-жа Дюбарри.
— У вас есть в этом сомнения?
— Разве мне нельзя в чем-нибудь усомниться?
— Никогда не подвергайте сомнению научные данные, графиня. Вы мне поверили, когда я сказал вам «да». Поверьте мне, когда я говорю «нет».
— Значит, вы располагаете каким-нибудь способом…
Она замолчала и улыбнулась.
— Договаривайте.
— …каким-нибудь способом помешать королю и обуздать его капризы?
Бальзамо улыбнулся.
— Я умею возбуждать симпатии, — сказал он.
— Знаю.
— Вы даже верите в это, правда?
— Верю.
— Но в моей власти вызвать и отвращение, а в случае надобности я лишу короля всякой возможности… Итак, успокойтесь, графиня, я на страже.
Бальзамо говорил отрывисто, словно был не в себе, и графиня Дюбарри приняла это за пророчество, даже не подозревая о том лихорадочном нетерпении, с каким Бальзамо стремился как можно скорее увидеть Лоренцу.
— Ну, граф, вы для меня не только вестник счастья, но и ангел-хранитель, — призналась Дюбарри. — Граф! Запомните хорошенько: я вас защищу, но и вы меня защитите. Давайте заключим союз! Союз!
— Согласен! — отвечал Бальзамо.
Он еще раз поцеловал графине руку.
Захлопнув дверцу кареты, остановившейся на Елисейских полях, он вскочил на своего коня. Джерид радостно заржал и вскоре пропал в темноте.
— В Люсьенн! — успокоившись, крикнула г-жа Дюбарри.
Бальзамо тихо свистнул и пришпорил Джерида.
Через пять минут он уже был в передней особняка на улице Сен-Клод. Его встретил Фриц.
— Ну что? — озабоченно спросил Бальзамо.
— Да, хозяин, — отвечал слуга, умевший читать его мысли.
— Она вернулась?
— Она наверху.
— В какой комнате?
— В оружейной.
— Что с ней?
— Очень утомлена. Она бежала так быстро, что, заметив ее издали, потому что я ее поджидал, я даже не успел выскочить ей навстречу.
— Неужели?
— Я даже испугался: она ворвалась сюда словно буря, не останавливаясь, взлетела вверх по лестнице и, едва войдя в комнату, вдруг упала на шкуру большого черного льва. Там вы ее и найдете.
Бальзамо поспешил подняться к себе и в самом деле нашел Лоренцу, безуспешно пытавшуюся
