Философия мистики или Двойственность человеческого существа

поперечнике он быстрее и охладился – что доказывается обширными ледяными полями у его полюсов, – но и потому, что на нем имеет место более благоприятное, чем на земле, взаимоотношение воды и суши (на нем сравнительно больше, чем на земле, суши). Таким образом, препятствия к возникновению взаимных отношений между обитателями Марса были не так велики, как препятствия к возникновению взаимных отношений между обитателями Земли, а следовательно первым удалось раньше завязать эти отношения и развить более совершенную культуру, чем последним. Значит, жителям Марса должна казаться мысль о будущем общении их планеты с Землей менее парадоксальной, чем нам – мысль об отношениях Земли с их местом жительства. Может быть, относительно биологического развития Марс превзошел уже земной шар; может быть не только то, что в научном распоряжении его обитателей находятся неведомые нам силы природы, но даже и то, что они обладают высшими, чем какими обладаем мы, чувствами. Может быть, они воспринимают своими органами электричество и магнетизм, о существовании которых мы знаем только благодаря аппаратам. Может быть, их орган зрения могущественнее вооруженного телескопом нашего глаза; может быть, их солнечный спектр содержит в себе более семи цветов, так что они видят еще и цвета по эту сторону красного и по ту сторону фиолетового границ спектра. Если да, то жители Марса, которым, может быть, в общих чертах известна даже деятельность человечества, могли выставить из своей среды Колумба для земного шара, культура которого кажется им такой же, какой показалась европейцам при открытии ими Америки культура американцев.

Если предположим теперь, что европейцам удалось бы, не ступая ногой на почву Америки, провести туда телеграф, то телеграфные постукивания остались бы для американских дикарей совершенно непонятными. Они сочли бы их не выражением желания отдаленных их собратьев завязать с ними отношения, но бессмысленным явлением, чудом, галлюцинацией, и европейцы, за невозможностью прибегнуть к помощи других сил, остались бы ими непонятыми.

И степень понятности для нас сообщений с Марса зависела бы отнюдь не от произвола его обитателей, а от уровня развития у них естествознания и от наличных условий, в которых они стоят относительно земного шара. Положим, что им удалось бы произвести на поверхности последнего очень незначительное, но тем не менее способное обратить на себя внимание изменение; тогда, даже при частом повторении этого изменения, мы увидели бы в нем все что угодно, только не разумное сообщение, которое на самом деле было бы разумным и неудовлетворительное качество которого обусловливалось бы только бедностью средств жителей Марса к установлению с нами более понятной для нас корреспонденции. При этом наши ученые начали бы оспаривать достоверность рассказов о таком с точки зрения всех известных нам законов природы невозможном для нас явлении; потом они заговорили бы о галлюцинациях, или сочли бы это явление злоумышленным обманом, или предъявили бы требование, чтобы разумные обитатели Марса протелеграфировали нам ясно: 'Здравствуйте!', – и объявили бы бессмысленными бессмысленные только для нас вследствие ограниченности имеющихся в распоряжении у жителей Марса средств к установлению с нами более понятной для нас корреспонденции знаки; если же, наконец, явился бы такой человек, у которого возникла бы догадка насчет истинного положения дела, он был бы встречен ими гомерическим смехом. Словом, в этом случае произошло бы то, что происходило везде и всегда в таких случаях: присяжные ученые пустили бы в ход все, чтобы изгнать новую истину.

Для начала в деле установления космического общения есть два средства: одно находится в мало еще известных человеку силах внешнего мира, другое – в нем самом, и постольку, поскольку его организм способен к развитию. Для уяснения значения второго средства надо обратиться к выводам дарвинизма.

Так как дарвинисты смотрят на биологическое прошлое человека как на процесс развития, то они впадают в противоречие со своей собственной теорией, ставя на место будущего развития человеческой организации ее неизменность.

Теория развития и дарвинизм – не одно и то же. Первая говорит, что в природе высшие формы всегда появлялись из низших, то есть что они от низших происходили. Нам нет надобности вдаваться в обсуждение этого спорного вопроса; для нашей цели достаточно констатировать два следующих бесспорных для всех факта. Несомненно то, что существовало развитие животных форм: чем древнее геологические пласты, тем проще и содержащиеся в них животные формы, и наоборот. Но несомненно также и то.(без чего не возникло бы никогда и учения о происхождении видов), что каждая из животных форм, как своим строением, так и своими функциями, приспосабливалась к условиям жизни вообще, вследствие чего она обнаруживает двоякого рода признаки: остатки ее прошлого, напоминающие о пройденной ею ступени лестницы биологического развития и задатки ее будущего, указывающие на ожидающую ее ступень этой лестницы. Это справедливо как относительно организмов, стоящих на ступенях эмбрионального развития, так и относительно организмов, уже их прошедших, как относительно строения организмов тех и других, так и относительно духовных качеств организмов последних (в игре девочки в куклы преобразуется будущая стадия ее духовного развития). Значит, каждая форма жизни представляет собой двуликого Януса, глядящего и в прошлое и в будущее. Это имеет место даже в неорганической природе: так называемые туманные звезды (космический туман с ярко светящимся ядром) носят на себе печать прежнего своего состояния, равномерно светящейся разреженной туманности, и служат вместе с тем прообразом имеющих возникнуть из них солнечных систем.

Дарвинизм не может обречь человека на status quo; он должен допустить и для человека возможность его развития в высшую биологическую форму или, по крайней мере, возможность развития способности его чувственного восприятия до степени восприятия им остающихся под его психофизическим порогом сознания воздействий на него внешнего мира и возможность развития у него новых чувств. А так как мир, каким мы представляем его себе, есть продукт наших чувств, то всякое развитие существующего уже у нас чувства, всякое образование у нас чувства нового должно изменить и существующий в нас образ мира. В представлении устрицы мир не такой, какой он в представлении человека, и, восходя от устрицы до человека, мы наблюдаем у всех животных форм постоянное дифференцирование и развитие способности их чувственного восприятия. Этот процесс совершался у них постоянно и постепенно, а вместе с тем постоянно перемещался у них порог сознания, постоянно уменьшалась сила воспринимаемых их чувствами физических воздействий на них.

Если мы возьмем существо, стоящее на какой-нибудь из средних ступеней биологической лестницы развития, то увидим, что мир его представлений беднее нашего, и тем беднее, чем большее число ступеней этой лестницы отделяет его от нас; но существующий теперь для нашей организации мир объективно существовал уже и тогда, когда это существо стояло на низшей ступени биологической лестницы. Этот мир не осознавался им.субъективно, он не существовал еще ни для одного из тогдашних существ, он был тогда вполне сверхчувственным. Значит, из теории развития вытекает с необходимостью то заключение, что и для нас, людей, должен существовать сверхчувственный, или – как говорит Кант – трансцендентальный мир, к которому мы постоянно приближаемся, но в который, может быть, суждено вступить не нам, а имеющим сменить нас высшим формам жизни.

Таким образом, существование трансцендентального мира представляет логический вывод из дарвинизма и физиологической теории познания.

Теперь для нас ясна вся тщета спекулятивных попыток разгадать мир. Мы хотим философствовать о мире, а между тем знаем только часть его, так как не знаем части его, скрытой от нашего сознания, для нас трансцендентальной. Если бы сразу взвилась завеса, скрывающая от нас эту последнюю часть мира, если бы сразу явились у нас все могущие явиться в природе и, может быть, распределенные уже между населяющими весь звездный мир существами чувства, если бы наш организм вдруг пришел в