асфальта располагался по пластинке равномернее, лавандовое масло поглощалось асфальтом, и асфальт прилегал к пластинке ровнее. Тщательно высушенную пластинку он помещал в камеру-обскуру для экспонирования на довольно продолжительное время (от 6 до 8 часов).
После этого на пластинке появлялось довольно мутное изображение, для окончательного выявления и укрепления которого Ньепс обмывал пластинку смесью лавандового масла с нефтью (одна часть масла и шесть частей нефти). Обработка заканчивалась промывкой в воде.
Светлые места на полученном изображении соответствовали теневым (неосвещенным) частям снимаемого предмета, темные — освещенным местам. На светлых местах обнажался и блестел металл пластинки. Желая удалить этот блеск, Ньепс применял пары иода, но это не дало благоприятных результатов.
Подвергая полученные на пластинках изображения действию кислоты, которая выедала металл на открытых местах и не действовала на места, покрытые асфальтом, Ньепс приблизился к изготовлению подобия современных клише.
Кроме того он помещал на асфальтированную пластинку гравюру, сделанную предварительно прозрачной, и подвергал длительному действию солнечного света; затем снимал гравюру с пластинки и, обрабатывая пластинку посредством лавандовой эссенции и нефти, получал на пластинке копию гравюры.
Свой способ Нисефор Ньепс назвал гелиографией. Этим способом в достаточной мере владел Нисефор Ньепс в тот период начала 1826 г., когда о его опытах услышали Шевалье, а затем Дагер и когда Дагер обратился к нему с письмом, в котором просил сообщить некоторые подробности успехов, достигнутых в закреплении световых изображений.
V
Нисефор Ньепс отнесся к письму из Парижа крайне недоверчиво, — он ожидал всяческого подвоха от неизвестного ему столичного дельца. Нисефор Ньепс не даст себя провести! И он обращается за справками о Дагере к своему приятелю, известному парижскому граверу Леметру. Только после положительной рекомендации Леметра Ньепс посылает Дагеру один из образцов своей работы, требуя, в свою очередь, прислать образцы его достижений.
Наступает новый 1827 год, к. которому относится рассказ известного французского химика Жана Батиста Дюма о жене художника Дагера, пришедшей к Дюма в слезах, с горячей просьбой вернуть ее мужа к краскам и палитре, убедить его в бесплодности химических экспериментов, посредством которых художник, якобы близкий к умопомешательству, старается закрепить световое изображение. Этот рассказ, приведенный в воспоминаниях Дюма, забытый в конце прошлого века и вновь возникший в 1906 г. под видом 'правдоподобного анекдота', цитируется в самых различных вариантах. Однако все варианты, включая и подлинную запись Дюма в его воспоминаниях, а также в докладе, прочитанном им в 1864 г., заканчиваются тем, что Дюма подробно познакомился с изобретательскими работами Дагера и рекомендовал ему продолжать изыскания, так как, по его мнению, Дагер стоит на пороге замечательного открытия, которому принадлежит блестящее будущее. Все варианты 'анекдота', короче говоря, сходятся на том, что в 1827 году Дагеру было что показать известному химику, — крупнейший специалист химии одобрил направление его опытов и, более того, выразил уверенность в их скором и успешном завершении.
Это очень важно отметить, чтобы отвести популярный, в особенности среди немецких историков фотографии, вариант обвинения Дагера в том, что, приступая к сношениям с Ньепсом, он сам-де ничего не имел и в дальнейшем отталкивался только от того, что уже было исследовано и обосновано Ньепсом.
О наличии собственных значительных достижений Дагера свидетельствует оценка состояния его работ в 1827 г., данная таким, во всех отношениях, беспристрастным и компетентным свидетелем как Жан Батист Дюма.
VI
Долго договаривались Дагер и Ньепс, прежде чем подписали свое знаменитое соглашение о совместной изобретательской работе.
В 1827 г. они впервые встретились в Париже, где Ньепс задержался проездом в Лондон к родному брату. В Лондоне Ньепс пытался заинтересовать своим изобретением Королевское общество, но потом отказался подробно изложить сущность изобретения. Встретились Дагер с Ньепсом и во время проезда Ньепса через Париж на обратном пути из Лондона. Но и на этот раз разговор об изобретении они вели обоюдно осторожно, касаясь своих работ и достижений лишь в самых общих чертах.
Только в конце 1829 г. Дагер отправился к Ньепсу в Шалон и здесь 14 декабря 1829 г. был заключен и подписан ими нотариальный временный договор, согласно первой статьи которого
По статье 3 договора Ньепс обязался точно описать принципы своего изобретения. Это описание сохранилось, и мы знаем по этому документу, что Ньепс в то время был в совершенстве знаком с гелиографическим асфальтовым методом.
'Записка о гелиографии', написанная Нисефором Ньепсом в качестве приложения к договору 1829 г., была опубликована самим Дагером в его книге 'История и описание процессов Дагеротипии и диорамы' (Париж 1839 г.). 'Записка' начиналась так:
Далее следовало тщательнейшее, самое подробное изложение процесса гелиографии, разбитое на главы: 1) приготовление, 2) о растворителе, 3) о промывке, 4) применение гелиографического процесса, 5) примечания, 6) дополнения.
Из этой замечательной 'Записки' видно (как мы отмечали выше и теперь подчеркиваем), что уже в то время Ньепс подвергал посеребренные пластинки воздействию паров иода, но только с узкой и подсобной целью — зачернения светлых обнаженных мест пластинки, на которой находилась асфальтовая фотография.
Публикуя 'Записку', Дагер сопроводил ее небольшим количеством полемических примечаний, вскрывающих ошибки Ньепса, исправленные Дагером в своем методе.
Надо отдать должное, — 'Записка о гелиографии', написанная Ньепсом, представляет собой первое подробное описание еще неусовершенствованного фотографического процесса.
Заключив договор, Ньепс и Дагер начали еще усерднее работать над усовершенствованием метода.
У Дагера дела подвигались успешнее. 21 мая 1831 г. он сообщил Ньепсу, что свет лучше всего воздействует на иодистое серебро. Он, очевидно, открыл это тогда, когда покрытые иодом серебряные