писать не следует.
В заявке на детективный роман также не забудьте указать про «становление» — «Роман о становлении полковника Воронина». И помните: самое главное для романиста — усидчивость.
Страницы о любви
На свете существует любовь.
Этому вопросу посвящены миллионы исследований.
Чётких, ясных результатов они не дали.
За что, например, мужчины любят женщин? Пытаясь ответить на этот вопрос, можно растеряться.
Мужчины любят худеньких и полных, тёмноволосых и русых, не чают души в шумных хохотушках и обожают тех женщин, что склонны к тихой лирической задумчивости. Влюбляются в энергичных, самостоятельных и лелеют-жалеют беззащитных. Преклоняются перед бойкими кокетками и млеют, находясь в обществе стеснительных, застенчивых. Теряют дар речи, познакомившись с большеглазыми, голубоглазыми, волоокими, и сохнут-худеют по косеньким. Поют серенады под окнами заносчивых гордячек и изнывают по женщинам просто душевным и доверчивым. Готовы выйти на кулачный бой с соперником, раз и навсегда отдав своё единственное неделимое рабоче-крестьянское сердце грациозной призёрше по танцам и пишут письма артериальной кровью тем, что совсем не танцуют да и ходят как уточки, чуть переваливаясь. Любят за темпераментность, за нежность, за томность, за осиную талию, за чёрные брови, за тонкие музыкальные пальцы, за мраморную, скульптурную шею, за цыганскую смуглость, а также за аристократическую бледность.
Поди разберись, за что любят.
Так или иначе, любовь существует.
И литературы без любви нет.
Любовными коллизиями сдабриваются даже такие специализированные вещи, как романы о сталеварении, нефтеперегонные сценарии, мелиоративные пьесы, газосварочные поэмы и азотно-туковые рассказы.
Поэтому весьма важно задуматься, как писать о любви.
И вот вы ломаете голову, изобретая самые различные ситуации.
Значит, так: юный Он и юная Она очень сильно любят друг друга, но их семьи, назовём их условно Монтекки и Капулетти, находятся во вражде… Было? Где-то уже было! Значит, не подходит. Или например: Он, очень чувствительный юноша, допустим Вертер, страдает… Опять было у кого-то. Или ещё: Она, замужняя женщина
Анна, имеющая сына Серёжу, полюбила… И этот сюжет некогда фигурировал.
Что же делать? Неужели нет новых? Новые есть.
Старый железнодорожный проводник рассказал мне однажды новеллу о любви.
… Шёл поезд, сибирский экспресс. В первом вагоне ехали муж и жена. Когда поезд, огибая Байкал, чуть поубавил ход, муж спрыгнул на насыпь и стал рвать дикие цветы, что росли тут же, на песчаном откосе. Пассажиры в волнении и трепете прильнули к окнам.
Собрав небольшой букетик, смельчак успел прыгнуть на подножку последнего вагона. (Дорогие мои оппоненты, знатоки железнодорожного транспорта, не ловите меня на технической неточности! Теперь так не прыгнешь, а тогда площадки не закрывались. Так что герой вполне мог прыгнуть на подножку.)
Он проходил по поезду из вагона в вагон, и ему аплодировали.
Несколько любопытных пассажиров пристроились вслед, за ним и шли в голову поезда. Их, видимо, интересовало: какая же она, если он ради неё совершил такой спортивный подвиг?
А она, простая, маленькая, худенькая женщина, приняв от мужа букетик, отложила его в сторону и, плача, приговаривала: «Сумасшедший, сумасшедший ты мой!»
Я охотно подарил бы вам этот документальный эпизод, я сообщил бы вам даже фамилию героя, но беда в том, что этот случай вам не пригодится.
Не пригодится потому, что факт не типичный и даже возмутительный. Положительный герой — и вдруг нарушил правила поведения пассажира! А положительный герой не имеет права нарушать какие бы то ни было правила, даже правила уличного движения.
Я уже не говорю о морально-этических.
На основании анализа ряда книг последних лет предлагаю несколько сокращённых вариантов любовных сцен, диалогов, монологов. При этом я сохраняю даже в отдельных случаях подлинные имена героев. Я с удовольствием процитировал бы целые куски из произведений наших современников, но эти куски заняли бы очень много страниц. Современники, к сожалению, коротко не пишут. Они не Флоберы и не аббаты Прево.
Любовь на производстве
— Есть же такая любовь, как, например, у Варвары Обыденковой! — восторженно сказала передовая Зоя отсталому Сашке Шмелькову.
— А какая это такая? — Сашка даже тихо свистнул от удивления.
— Она влюблена в одного поэта, который выступал у нас ещё в позапрошлый год. А он, поэт, об этом даже не знает. Варя от любви сама не своя, а выдаёт по две нормы. И в райком даже избрали. А ты, Сашка, сколько процентов можешь дать?
Сашка опять свистнул.
— Сто десять…
— Не буду я тебя любить за сто десять.
— Сто двадцать.
— Нет, — резко сказала Зоя и, повернувшись, пошла прочь.
— Зоя, Зоенька милая! Сто тридцать, сто сорок, сто пятьдесят! Любовь меня перевоспитала! — кричал ей вслед Сашка.
Зоя остановилась.
— Сто восемьдесят семь и пять десятых при полной сдаче металлолома и экономии обтирочного материала.
Сашка плакал от счастья, размазывая по лицу слёзы обтирочным материалом.
Станичная любовь
— Что-то ты стал задумчивым, серденько моё. Неужто влюбился? — спросила мать сына. — Аж сохнешь, кровиночка моя!
— Влюбился, мамо, врать не буду.
— Ах, сынку, перевыполним пересмотренные обязательства с учётом возросших возможностей — свадьбу сыграем! А кто же, если не секрет, зазнобушка твоя, лебедь белокрылая, калинушка-малинушка, рябинушка?
Тихо сопя над учебником, взятым из избы-читальни, сын стеснительно ответил:
— Агротехнику полюбил я, мамо.
