Свинцовский. А впереди — мотоцикл…
Чарушин. Да, да, мотоцикл, кинохроника, корреспонденты, спортивные комиссары. И народ приветствует их. Люди снимают шапки, машут флажками, поднимают детей. А эти… пять тысяч, которые бегут, уже приближаются к клубу «Глобус», и самый быстрый из них появляется на сцене и вручает товарищу Груздеву горящий факел эстафеты.
Ромашкин. И с этим факелом Груздев бежит в Москву получать орден!
Чарушин. Проведём юбилей, а там — за работу.
Ромашкин. Нет, проведём юбилей, а там — письмо в газету: «Администрация и местком УКСУСа приносят благодарность учерждениям и лицам, поздравившим коллектив УКСУСа с двадцатипятилетием» и так далее. Такое письмо надо обязательно, чтобы лишний раз подчеркнуть… Одному композитору исполнилось тридцать лет, его никто не поздравил, а он всё-таки через газету принёс благодарность организациям и лицам…
Свинцовский. Письмо лучше написать заранее.
Чарушин. Да, кстати насчёт газеты. Статью туда надо подготовить за подписью Груздева. Поручим Ромашкину. Он к этому ближе. Что, Ромашкин, не согласен?
Ромашкин. Согласен. Я о другом хотел. Нас будут отмечать, а достойны ли мы?
Гречишникова. Достойны?!
Свинцовский. Как это понять?
Ромашкин. Очень просто. Вот свежая газета. Читайте, Ксения Петровна, подчёркнутое.
Гречишникова. «Лицо современного предприятия или учреждения определяет то, сколь быстро воспринимает коллектив всё новое, что рождается сегодня…»
Ферзухин. А мы что — не современное? УКСУС работает как надо. Мы — межведомственное управление. Собираем заявки отправляем выше, получаем указания сверху — передаём ниже…
Гречишникова. Подождите, Ферзухин. «Выше — ниже»… Тут сказано: «что рождается».
Свинцовский. А что… э-ээ… рождается?
Ромашкин. Наверное, имеются в виду начинания разные…
Гречишникова. Стойте! Мысль! Зарплата без кассира! Приходят и сами берут…
Чарушин. Это очень трогательно!
Ферзухин. Людям надо доверять. Приносить радость. Вот вчера я был на одной комсомольской свадьбе…
Гречишникова. Подождите, Ферзухин! Идея! Комсомольская свадьба! Разве ото не то, что рождается? Нам обязательно надо провести такое мероприятие! В ногу со временем!
Чарушин. Люся, записывайте!
Гречишникова. А бригада коммунистического труда? Это ли…
Ферзухин. Коммунистическая канцелярия Свинцовского!
Гречишникова. Нет, это как-то не звучит.
Ферзухин. А почему не звучит? Я вчера пришёл в Гастроном, смотрю — табличка: «Отдел обслуживает бригада коммунистического труда».
Чарушин. Насчёт бригад надо подумать. А свадьбу — обязательно. Вот так, вроде всё. Будем закругляться?
Гречишникова. Ой-ей, давно пора. Тороплюсь, бегу, спешу. В отделе запарка, готовлюсь к семинару, на носу актив!..
Когда заседание комиссии окончилось, в коридоре Ферзухина остановили референт по входящим Шалый и референт по исходящим Малый.
— Ну как? — спросили они хором.
Ферзухин, как человек, посвящённый в великие тайны, гордо вытянул и без того длинную шею. На его узком, с тонким длинным носом лице (за что в УКСУСе он получил кличку «Топорик») появилась ободряющая улыбка.
— Будьте уверены, каждый получит своё.
А Нолик допрашивал Ромашкина. В том же плане: кому что?
— Груздеву орден дадут, а ты, сам понимаешь, больше чем на грамоту от месткома рассчитывать не можешь, ответил Ромашкин.
Нолик тяжело и грустно вздохнул.
— Мне всю жизнь не везёт, наверно потому, что я был у мамы девятым…
— Девятым? — переспросил Ромашкин. — Это здорово! Последними рождаются обычно гении. Мечников был шестнадцатым, Шуберт — тринадцатым, а Сара Бернар — одиннадцатой…
— Ну, я не Шуберт, — тихо сказал Нолик.
— Тем не менее слух у тебя отличный! Ты можешь слышать всё даже через бетонную стену.
Нолик стал красным, как корпус пожарного сигнала «Разбей стекло. Нажми кнопку».
Пока шло заседание комиссии, он ходил около дверей и его большие уши шевелились, как локаторы.
Да, Ромашкин угадал, и ему, Нолику, было стыдно.
Но что поделаешь: зайца спасают ноги, ящерицу — хвост, а Нолика — уши. Он человек маленький и хочет точно знать, что с ним будет и как упредить события.
Едва от Ромашкина отошёл Нолик, как его атаковала Оглоблина из отдела координации. Меркантильные вопросы её не интересовали. Она спросила лишь одно:
— Когда?
— Двадцатого июля.
— Кошмар! Моё платье не будет готово…
И тут же кинулась к телефону:
— Ателье? Софью Абрамовну., Софочка, милая, отложите мой сарафан и займитесь вечерним платьем. У нас тут юбилей… Разные представители приедут. Времени — в обрез… Что? Билет? Вам? Конечно, достану…
IV. Смейся, паяц!
Что означает слово «целесообразно»?
Некоторые подробности биографий Груздева и Чарушина
Таинственный звонок
История великого гидростроительства
Дипломатия Оглоблиной
Трое веселились — Груздев, Шалый и Малый.
Им было очень смешно.
— Ха-ха-ха! Ххх-ах! — закатывался Пётр Филиппович. — Ну-ка, Шалый, повтори. Значит, так: в палате лежали инфарктники…
— Да-да, — продолжал Шалый, — Лежат, смотрят в потолок, шевелиться им нельзя, друг друга не видят. Знакомятся заочно. Директор промтоварного магазина поведал, как он обкрутил ревизора. А когда им разрешили поворачиваться, то он увидел, что его сосед по койке и есть этот ревизор. И тот его узнал. У обоих сразу — бах! — и по второму инфаркту! Ха-ха-ха!
— А вот тоже абсолютный факт, — перенимает эстафету Малый. — В нашем универмаге есть сберкасса. Кто— то получил выигрыш пятьдесят рублей. И вдруг по радио объявляют; «Товарища, которому только что оплачен выигрыш по трёхпроцентному займу, просят подойти к окошку сберкассы». Товарищ, конечно, не подошёл, дал дёру. А оказывается, ошибка получилась ему пятьсот рублей полагалось. Вот дурак!
— Ну, ребята, теперь за дело, — призвал Груздев.
Шалый и Малый умолкли.
