Тайна смерти Петра III

стабильного правления, когда многое удалось сделать.

Стал ли несчастный Петр Федорович жертвой своих поспешных начинаний? Трудного характера? Психического расстройства? Всего понемногу. Его гибель в результате переворота – роковая и, к сожалению, неизбежная развязка. Однако, говоря об этом государе, следует избавиться от одного несправедливого мнения.

Из историографии часто создается впечатление, будто наследник Елизаветы Петровны стоял особняком в ряду русских монархов. Был им совершенно чужд. Перефразируя слова Александра Дюма о Людовике XIII: «Ничего от Генриха IV, ничего от Франции» – можно сказать: «Ничего от Петра Великого, ничего от России». Но это неправда.

Ведь у Петра I были не только высокие, но и низкие качества, шокировавшие окружающих. Шутовство, стремление издеваться, передразнивать, эскапада, так ярко проявившиеся во «Всешутейшем и всепьянейшем соборе». Не был Петр Великий и прирожденным храбрецом, достаточно вспомнить, как в ночь стрелецкого бунта 1689 г. молодой царь в одном исподнем ускакал в Троице-Сергиев монастырь, бросив в Преображенском мать и жену.

Но в отличие от внука, Петр I сумел перешагнуть через юношеский страх. Недаром 28 июня 1762 г. фельдмаршал Миних советовал императору лично явиться перед восставшей гвардией, как делал его дед, одно присутствие которого не раз прекращало брожения в войсках. Победа над собственным страхом – это ли не настоящая смелость? Но Петру Федоровичу не суждено было с честью преодолеть испытание – в роковой день он колебался и пасовал перед опасностью. Много позже его внук, великий князь Николай Павлович, составляя ученическое эссе о Французской революции, напишет, что Людовик XVI не исполнил долга перед подданными, так как «не покусился защитить свою власть». О Петре III можно было сказать то же самое. Император «не покусился» защитить даже самого себя. Почему целая страна должна была рассчитывать на его защиту?

Все это не исключает семейного сходства. Не принято замечать, но Елизавета Петровна и ее племянник во многом напоминали друг друга. Оба нервные, легко возбудимые, упрямые, предававшие огромное значение мелочам, за которыми терялось целое. Недаром Екатерина писала, что тетка и муж готовы были прицепиться к каждому слову. Наша героиня отметила и другое: любовь Петра не сидеть на месте, а беспрестанно ходить большими шагами по комнате, отчего во время разговора за ним трудно было поспевать. Эту черту приписывали желудочным коликам. Но тем же свойством обладала и Елизавета: «Во время богослужения она обыкновенно не подолгу стояла на одном и том же месте, а переходила по церкви с одного места на другое»⁶⁶⁶.

Пристальное внимание великого князя к малейшим деталям военной формы, так ярко проявившееся впоследствии у Павла I и его сыновей, имело аналог в жестком диктате, который Елизавета установила на дамскую моду. Стремление выговаривать тому или иному придворному за его одежду, срезать ленточки и локоны у фрейлин было сродни придиркам к ремешкам, пуговицам, темлякам и офицерским тростям во фрунте. Так находило выход копившееся у монарха раздражение. Страсть распекать – отличительная черта Елизаветы, Петра Федоровича, затем Павла I, Константина и Михаила Павловичей и отчасти Николая I, которых боялись, как огня.

Эта особенность не свидетельствует в пользу психической уравновешенности. О сходстве характеров Петра III и Павла I сказано немало. В нарочитой живости отца, а затем сына было нечто болезненное, передавшееся и внукам. Наставник великих князей Александра и Константина, Цезарь Лагарп, писал о последнем: «Редко можно встретить молодых людей до такой степени живых… ни одной минуты покойной, всегда в движении; не замечая, куда идет и где ставит ногу, он непременно выпрыгнул бы из окошка, если бы за ним не следили»⁶⁶⁷. Не таков ли был и Петр?

Лагарп подмечал и другое сходство – «счастливые задатки», возбуждавшие у окружающих «блестящие надежды», при отсутствии умения «сосредотачивать внимание на известном предмете» и невозможность «побороть упрямство». Но вспомним, Елизавета Петровна при глубоком уме, отмеченном у нее Екатериной II, тоже не могла долго сосредотачиваться на чем-то и скучала государственными делами. Ее нервозность проявлялась в перескакивании с одной мелочи на другую.

Даже самые недоброжелательные наблюдатели признавали за Петром III остроумие. Весьма остроумен и просто умен был его сын, Павел I, в котором, так же как и в отце, а еще раньше в Петре Великом, подмечали «сумасшедшинку». Большим острословом называли великого князя Михаила Павловича. Завидуя успеху брата, Николай Павлович в юности тоже пробовал шутить, но это выходило у него грубо и неудачно. Лучше всего у царевича, как и у деда, получалось передразнить. Однако Николай вскоре заметил, что его насмешки задевают окружающих, над чем Петр III никогда даже не задумывался. Усилием воли великий князь заставил себя отказаться от привычки обидно острить. Он вообще сознательно выкорчевывал в себе дедовские черты – упрямство, лень, своеволие – полагая их собственными дурными качествами. Суровые наставники вроде генерала Ламсдорфа не сумели сломить подопечного, но тот сломил себя сам. Позднее Николай написал жене, что «много страдал» из-за необходимости менять характер ввиду будущей короны. Именно этого Петр Федорович сделать не захотел.

Еще одна черта, отмеченная Екатериной в ее несчастном муже, – проницательность (правда, без здравомыслия) – была вместе с наследственной елизаветинской подозрительностью и скрытностью присуща Александру I, недаром Наполеон назвал его «византийским греком».

Буквально копией деда в поведенческом плане считали Константина Павловича. Он, как и Петр, ставил молодую жену с ружьем на плече на часы у двери. Выкручивал и кусал ей руки, не понимая, что она плачет от боли. Заряжал пойманными крысами пушки и приказывал стрелять ими по стенам, выбирая «побольше и пожирнее»⁶⁶⁸. Не смотря на эксцентричные выходки, бабушка Екатерина II любила вспыльчивого Константина не меньше, чем кроткого Александра. «Косенька» казался ей прямым, бесхитростным, храбрым… Мало кто знает, что апоплексический удар, постигший императрицу в 1796 г., следует связывать не только с неудачным сватовством шведского короля к великой княжне Александре Павловне, но и с поступком Константина. Буквально за несколько дней до смерти Екатерина узнала, что внук отдал приказ крайне жестоко наказать одного из часовых, отчего последний умер. Императрица была потрясена: она вдруг увидела Константина другими глазами, заметила в нем ненавистные черты Петра III. Можно сказать, что покойный муж отомстил ей из могилы.

Был и другой потомок, манеры которого через два поколения повторяли Петра III. Зимой 1833 г. принц Вильгельм Оранский, женатый на великой княжне Анне Павловне, привез в Петербург своего старшего сына и тезку (будущего короля Нидерландов Вильгельма III). Он был «настоящий остолоп», – писала о кузене дочь Николая I, царевна Ольга. «Он был влюблен в Мари (великую княжну Марию Николаевну. – О. Е.). …Никто не хотел с ним иметь дела, постоянно приходилось удалять его насильно, и когда его воспитатели брали его под руки, он награждал их пинками ног… Во время игры в серсо он втыкал нам булавки, о которые мы кололись, и когда, утомленные игрой, мы хотели отдышаться, он лил нам воду на затылок»⁶⁶⁹. Это ли не Петр III в лучших проявлениях? Создается впечатление, что беспокойный дух убитого императора, мучивший романовскую родню, ушел в побочную голландскую ветвь.

Легко заметить, что Петр III соединял большинство дурных семейных качеств при крайне скудном запасе добрых. Он словно концентрировал все недостатки в одном лице. Неудивительно, что его стыдились. Но несчастный император был плоть от плоти своих предков и потомков. В каждом из них жил его маленький образ. И каждый должен был либо задушить в себе пращура, как сделал Николай I. Либо пойти на поводу у худших наследственных черт, как произошло с Павлом I, цесаревичем Константином, Вильгельмом III…

Все зависело от личного нравственного выбора.

Примечания

¹ Мыльников А. С. Петр III. М., 2002. С. 54–55.

² Дашкова Е. Р. Записки. 1743–1810. Л., 1985. С. 24.

³ Штелин Я. Записки о Петре III // Екатерина. Путь к власти. М., 2003. С. 44–45.

⁴ Понятовский С. А. Мемуары. М., 1995. С. 110–111.

⁵ Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 412–413.

⁶ Былое. Пг., 1919. № 14. С. 79.

⁷ См.: Екатерина II. Указ. соч. С. 89.