Выпьешь, бывало, водочки Подавишь позывы рвотные, А глянешь на Льва Семеныча — Не зарастает толпа народная! Заказывая соленья, Вижу вдруг между окон, Где был портрет Рубинштейна, Изображенье жопы. И не русская задница, Поротая, мосластая, А висит, ухмыляется Гладкая тварь, щекастая. Блестит седина в моих космах, Но жопы такого ранга Я видел только в японских Мультфильмах “Хентаи Манго”. То ли специальные органы, Чтоб избежать провокации Приказали, чтоб так оформили Заведение к инаугурации. Сняли, заткнули в дыру, Продали за бесценок, Чтоб не давал в “Гранях. ру.” Нелицеприятных оценок. Хоть пой песни страны Советов, Хоть фрондируй, какая разница? Но помни, что место поэта Отныне в глубокой заднице. Его в любой миг Дантесы В штатском возьмут и прихлопнут Или в “Билингве” повесят Вместо поэта жопу. Что ли зря в переулках гетто Рос он голодным мальчиком? Что ли зря писал столько лет он Фразы на перфокарточках? Понятно, начальство делает Ставку на нефть и газ, И никакого дела нет Им до составителей фраз. Да и сам я стихов его не читал, Читал другие, как скажет Булгаков, Но, по-моему, только последний нахал Может вместо поэта повесить сраку. Я скажу с точки зрения вечности, Пред которой мы все холопы: Нет, не будет счастья в отечестве, Где сменяли поэта на жопу! Мечтал для духовного пира Найти удачное место, А здесь жопа вместо Кибирова И жопа вместо Гандлевского. Здесь лев и ягненок сидели рядом И пили паленую водку, А Лев Рубинштейн смотрел добрым взглядом И улыбался в бородку. Здесь проходили по слэму турниры, Здесь читали умные лекции, Здесь кружки бил писатель Багиров Об бошки московской интеллигенции. Внизу в зале раздается шум, грохот опрокидываемых стульев, звон бьющегося стекла, женский визг, крики: “Убил! Убил! Мужчины, разнимите их! Охрана, где охрана?! Вызовите милицию!”
