Дневник. 2006 год.

тщательнее смотреть колонку с новостями. И не ошибся.

17 октября исполняется 75 лет Анато­лию Игнатьевичу Приставкину – известному писателю и общественному деятелю, в недав­ние времена председателю Комиссии по поми­лованиям.По его представлениям было помило­вано немало осуждённых. Творческая деятель­ность литератора началась в Сибири, откуда в се­редине 70-х Анатолий Приставкин перебрался в Москву. Его творчество было посвящено рабочему классу, великим свершениям социализма, а в годы перестройки получила известность повесть писателя «Ночевала тучка золотая», рассказывающая о различных эпизодах депортации чеченского народа. Повесть была написана с модных тогда перестроечных позиций. За это произведение писатель был удостоен в 1988 году Государствен­ной премии СССР. Сегодняшняя деятельность писателя вызы­вает интерес не только общественности, но и коллег. Стал ши­роко известен роман Андрея Мальгина «Советник президента», прототипом героя которого, очевидно, стал сегодняшний юби­ляр. Одним словом, поздравляем!»

12октября, четверг. С утра на работе. Написал по просьбе РАО письмо Путину и вспомнил, что совсем перестал думать о книге про то, как писать письма. С.С. Федотова на работе не было, он болеет. Поговорили с Верой Владимировной, попоила она меня чаем и очень похвалила. Да я и сам знаю, что письмо получилось Здесь главное – найти интонацию, четко знать, о чем просишь и как начальнику выполнить творю просьбу. Ты должен обязательно подсказать не только резолюцию, но и глубинный мотив любого решения. Что касается книги, то она может получиться только при одном условии: если я и Екатерина Яковлевна будем здоровы, потому что без нее мне с этим не справиться: именно в диктовке ко мне приходят мысли, появляется «бред разума» который в литературе только и стоит чего-то.

Не успел вернуться из РАО, пришел Паша Лукьянов, подарил мне «Знамя» со своими стихами. Вот молодец парень, настоящий писатель, хотя я отчетливо понимаю, что проза у него лучше, но до прозы Лукьянова наши журналы еще не дозрели.Паша уже несколько лет живет в Швейцарии, где занимается своим криогеном. Что-то они в рамках Европейского проекта исследуют, ловят какие-то частицы, для чего магниты охлаждают почти до абсолютного нуля. Паша один из тех людей, для которых занятие искусством, чем бы они в жизни не занимались, естественно и органично. Это продолжение их бытовой и производственной жизни. И все у них получается легко и свободно. Так и бывает с талантливым человеком: все ему в руки идет само.

Получил письмо из Филадельфии от Марка. Он искренне пишет, что его личная жизнь окрепла и оживилась от нашей пе­реписки, а я могу сказать, что и моя тоже! Писать есть смысл толь­ко людям, которые готовы тебя выслушать и понять. Он напоминает, что в эти дни минула третья годовщина нашей с ним встречи во Франкфурте, а по ощущениям – я знаком с ним всю жизнь. Мо­жет быть, я, как в зеркале, смотрю на этого еврея из Америки. Самое интересное в его письме то, что он уже два месяца работает над книгой, которую назвал «Вокруг евреев». Подзаголовок тоже есть: «Еврей­ский вопрос в России. Мемуарные и художественные хроники сочувствую­щих и негодующих». Я понял внутренний ход его повествования – он хочет поместить здесь большое количество цитат по этому вопросу, опыт Солженицына.

Вот что пишет Марк: «Во-первых, я хотел бы поместить Ваш взгляд на данную проблему, что ни буквы, ни слова, ни запятой в ней отредактировано не будет. Я давно знаком с Вашим творчеством, что­бы не осознавать, что эта тематика остро и глубоко Вас интересует и волнует. Вы о нем написали много и разно, где-то даже упомянули, что у Вас есть специальная лапка с выборками на эту тему. Стало быть, многое уже сказано или есть что сказать. Не могли бы Вы подсказать мне, если, конечно, согласны дать материал, чем можно воспользовать­ся… Или вот я подсказываю: в книге «Алмазные грани хрустальной розы» есть отдельная главка: «Еврейский вопрос» и «библейские размышления» или во второй книжке «Власти слова» – первоклассное эссе «Праздник жизни и смерти», а может быть, есть и что-то новенькое». К письму приложено страниц 8 или 10 текста. Этот текст прочту лишь после того, как отвечу Марку на письмо, потому что мысли у меня на этот счет новые имеются. Вечером, несмотря на загруженность, придумал в роман крошечную сценку: свидание моего героя с деканом. Это даст мне возможность пристроить одну мысль – теперь уже из Фаулза – об отличии творческого человека от просто умного. Эту мысль в нашем институте надо вколачивать и вколачивать.

Под вечер, перед отъездом домой, ходил пить чай к Евгении Александровне. Был и еще один повод: повидаться с Музой, в которой я после смерти Долли вижу какую-то связь с моей собакой. Может быть, они переговариваются между собою? Сижу, как говорится, пью чай, Муза ласково и вожделенно на меня смотрит. Вдруг входит свежий от дождя Анатолий Дьяченко. Что де во мне сработало? Холодное презрение или наболевшее чувство мести? Я сразу говорю фразу, да так ловко и непринужденно, будто заранее запланировал эту ситуацию. Я говорю: «Толя, ты так много и так упорно пишешь на мня доносы, что позволь, я больше не буду с тобой здороваться». Вечером, когда об этой сцене я рассказал Инне Люциановне Вишневской, она сказала мне: «Я всегда думала, что подобные реплики бывают только в американском кино». Потом она, правда, добавила: как у тебя на это хватило сил? После таких сцен обычно наступает инфаркт. Здесь она, правда, не ошиблась, чувствовал я себя весь вечер просто ужасно. И, главное, никакой к нему злобы…

Дома сразу же принялся читать к завтрашнему семинару текст Анны Морозовой «Время замков». Приготовился к интеллектуальной муке, но текст оказался живой и легкий. Это какой-то своеобразный вид честной и доброй беллетристики. Анна «обрастила» повесть о прогулке двух мальчиков и двух девочек, которую мы читали в прошлом году, новыми подробностями: родители, время; прописала характеры. К ночи, с промежутками на последние известия по телевизору к ночи все благополучно закончил.

Если можно было бы подумать, что жизнь в этот день прошла у нас в стране без катастроф! Но нет, ошибешься. В Выборге рухнул жилой дом, давно объявленный аварийным, и из-под завалов вытаскивали людей, а в другой глубинке, ближе к Уральскому хребту тепловоз наехал на переезде на школьный автобус.

Саакашвили косвенно препятствует высылке из Москвы грузин – не разрешает посадку наших самолетов в Тбилисском аэропорту. Туда мы бесплатно возим нарушителей паспортного режима. Обратным ходом эти самолеты вывозят наших, оказавшихся в Грузии по тем или внезапным причинам, людей.

13 октября, пятница. Утром полетел на Октябрьское поле в аптеку за лекарством для В.С.. Вчера вечером она принесла бесплатный рецепт, я знал, что никуда это дорогое, для нас драгоценное лекарство не денется, но тем не менее сразу поскакал на Октябрьское поле. Сидит во мне это советское: всем не хватит! Утром же открыл бакалаврскую работу Вадика Чуркина. Воткнулся и, как вчера, с работой Ани Морозовой, просто ахнул. Я, конечно, был готов, что тексты у него хорошие, но оказалось, что этот косноязычный старый мальчик еще и вдумчивый литературовед. Читал в метро всю не близкую дорогу: туда и обратно. Много дельных соображений по поводу сегодняшней литературы. Для него авторитеты и мнения не существуют, задел даже Распутина за его последнюю работу. Днем же, приехав где-то к 12 на работу, чтобы не забыть и не читать второй раз, тут же продиктовал рецензию на эту работу Вадика Екатерине Яковлевне.

Свою работу Вадим Чуркин завершает насколько кокетливо: «Почетный дворник Литинститута Чуркин В.В., 9 октября сего года». При всем это существенный компонент: Вадим учится в институте с 1993 года по настоящее время, по 2006 год. И в своем предисловии к работе он, как некую грустную константу, отмечает: «В 1992, в апреле, поступил в Выс­шее военно-морское училище им. Фрунзе на штурманский факультет. В ап­реле 1993 г. был отчислен из училища по неуспеваемости». Что-то у паренька не заладилось тогда, не очень хорошо складывалось и в Литинституте. Причина этому – не нерадивость, не отсутствие знаний, а какая-то глубинная психическая заторможенность, какое-то определенное и, может быть, счастливое свойство характера.

Вот что, приблизительно по такому же поводу, пишет классик английской литературы Дж. Фаулз:

«У меня давно сформировалось убеждение, что от­сутствие памяти (справочной, энциклопедической), которой обладают хорошие преподаватели, есть величайшее благо для создателей художест­венных произведений, одной из самых собственных причин – почему из высокоинтеллектуальных университетских преподавателей, да и из ученых, редко получаются приличные писатели!»

Что касается «приличного писателя» – есть уверенность в том, что В. Чуркин именно по кафедре литературного мастерства удачно закончит институт, и эта уверенность меня не оставляла никогда, и вот