В институте посидел немного на кафедре, посмотрел текущие дела, поговорили с Вл.Ал. об общих недугах. Сегодня у нас экзамены в аспирантуру. Несмотря на всю парадную суету, несмотря на нового зав. аспирантуры, мест пока только три, и на экзаменах по философии тоже было всего несколько человек; конкурса нет.
Обсуждали рассказы Вани Броновца. Я хорошо помню их еще с лета, когда прочел во время приемных экзаменов. Теперь какой-то у меня остался от них осадок недостаточности. Как и после двух рассказиков Ксении. Оба – из лучших, у обоих легкое перо, у Вани еще и чуть пристебненное. Но у обоих мне не хватает какого-то чисто русского духовного начала, менее гладкого письма. Я обязательно переговорю с ними дополнительно. Что у Вани? Это прелестный рассказ о бомже, который разговаривает с героем, и оба читают друг другу стихи, рассказ о человеке, который фейерверочно избавляется от своего имущества.
В три часа начался Совет. На этот раз я пожалел, что у меня нет полного списка членов, но здесь много тех же людей, которые заседают и на других советах: Паша Слободкин, знаменитый саксофонист Гаранян, директор хореографического училища М. К. Леонова, художники. Всего нас кажется 29 человек. Совет начался с информации: что пять отсутствующих членов уже проголосовали, среди них я отчетливо помню двоих – Оссовский и Смелянский. Я сразу же задал вопрос ведущему Совет Назирову: правомочно ли это? Мне казалось, что не совсем, потому что процедура предусматривала и некоторый обмен мнениями. Начали обсуждать по разделам. Но перед этим председательствующий очень осторожно и деликатно, предупредив, что это даже не рекомендация, попросил внимательно рассмотреть предложения, связанные с государственной политикой. У меня ощущение солидарности и понимания всеми общей ситуации. Я, собственно, пасу литературу и театр, там главные мои интересы. Все, что связано с кино, для меня видится не столь важно. Но, тем не менее, был один пункт – это фестиваль «Литература и кино», где выдвинута одна Ягибекоква. Именно по поводу этого пункта Масленников сказал, что он наиболее существенный в киносписке. И сказал, что надо бы в этот список было включить и С.Н. Есина, который является учредителем фестиваля, и 13 раз был председателем жюри. Меня просто потрясло, что наша Ягибекова «выдвинулась» не посоветовавшиь со мною. Я почти уверен, что если бы мы соеденились, то наверняка эту премию получили. Когда дошло дело до литературы, я решительно поддержал Кострова, даже позволил себе сравнить его с Дементьевым. Сказал, что Костров не только много лет тащит Всероссийский Пушкинский комитет, но в самое трагическое для страны время был со своей страной и никуда не уезжал. Забегая вперед, отмечу, что Костров получил необходимые 14 голосов (минимум был 13). А вот Т.В. Доронина их не получила. И в этом самое главное мое огорчение. Я-то абсолютно был уверен, что голоса она получит. Я говорил о ней хорошо и страстно, сравнил ее с легендарной Пашенной.
На обратном пути пришлось зайти в Комитет по культуре Москвы. Как я уже писал, Комитет хотел бы обновить состав комиссии, и у меня просили предложения по разделам кино, театра и литературы. Я предложил Масленникова, Варламова, Басинского и Колпакова. У Андрея Парватова, знающего театр, были свои кандидатуры по театру; со своей стороны я предложил Валю Федорову, единственный недостаток которой – то, что она продолжает оставаться чиновницей Минкульта.
Пока стоял и ожидал Ю.И. возле здания Счетной палаты, с интересом наблюдал за сытыми чиновниками, входящими и выходящими из здания. Это напоминает картины, написанные Гоголем. Уловил моду больших начальников ездить в теплых машинах, без пальто. В этом есть какая-то вызывающая сановность. Выскакивая, как из кареты, чиновник, эдаким аристократом жизни, стучит каблуками, торопясь в теплое здание. Вспомнил про Гоголевское «жужжание». Возле Палаты масса машин, и, как я заметил, любимая марка здесь – «Форд». Получил представление о стороне жизни, которую плохо, или по-старому, себе представляю. Особый служивый класс, никогда не забывающий о себе. А ведь на Степашина и его Палату сейчас чуть ли не последняя надежда.
С Мариной Александровной хорошо переговорили и попили чаю с тортом. Женщина она волевая, к прекрасному и дорогому торту, который мы купили по дороге в «Седьмом континенте» – кулинарная школа Гаргантюа, – она так и не притронулась. Сами принесли – сами по два куска съели. «Седьмой континент» – тоже не мой гастроном, не мой уровень и не мой класс. Это мир достаточно богатых и, главное, не волнующихся за свое будущее людей. Здесь другие продукты, другое качество и другие цены. Мы – лакомимся шпротами и размышляем: купить копченые сосиски или какое-нибудь мясо. Пишу потому, что обзор гастрономических горизонтов поставил меня «на свое место».
В четыре – семинар. Обсудили работу Володи Никитина, в которой не все в порядке, но вряд ли ее можно причислить к рядовым. Ребята практически подметили то, о чем все время думал и я. Хорошо о визуализации говорил Игорь Каверин. Да и вообще все говорили хорошо. Я дал Володе ряд советов, которые скорее требования. Рецензия у меня была готова, и я с удовольствием ее зачитал. Там есть в конце не самые приятные вещи; самолюбивый Володя должен был это выслушать.
До семинара надиктовал Е.Я. страниц пять текста в книгу о преподавании. Начал с такой специфической вещи, как «творческий этюд». Книга о методике постепенно проясняется. Но объем того, что я должен в ближайшее время сделать, меня ужасает. Закончить роман, каждый день вести дневник, написать юбилейные статьи о Григоровиче и о Покровском, сочинить, хотя, наверное, не смогу, «Рождественскую сказку» для газеты на Рублевке (звонил Дорожкин), дважды в неделю заниматься со студентами.
Продиктовал также письмо Т.В.Дорониной.
Пожалуй, включу в дневники и обязательную рубрику «События дня». Страна наша не обходится без ежедневного скандала. Скорее не сам, по телевидению, а через моего «связного по масс-медиа», через В.С., узнал о скандале в ведомстве непотопляемого Зурабова. Открылись невероятные злоупотребления в фонде обязательного медицинского страхования. Чего-то подобного я ждал. Ну, как не ограбить еще раз