Дневник. 2006 год.

получить образование; поступить в университет было трудно. Расспрашиваю, какие вопросы ей задавали, когда она поступала в аспирантуру. Вопрос был интересный, отвечать надо было на русском языке. Что нового внес Путин в международную и внутреннюю политику? Я бы смог ответить на этот вопрос только в том случае, если бы хорошо знал политические вкусы спрашивавшего. Все так зыбко, все так неопределенно, так часто формулировки расходились с делом. Потом, пол дня наблюдая за Любой, я подумал, что со временем, если все у нее сойдется, он станет какой-нибудь энергичной профессоршей. А если повезет, то и какой-нибудь китайской Милицией Нечкиной.

Первая беседа у нас с новым заместителем министра печати. В его ведении в том числе авторские права. Я многих министров и заместителей министров уже знаю несколько. Этот, пожалуй, первый по- настоящему запомнился. Недаром, значит, я вез в Китай белый костюм. (фамилия, на карточка у Ген.Ген.)Этопрактик, довольно долго перед этим возглавлял издательство. На протокольном языке это называет обменом мнений. Я кое-что рассказал ему о своем понимании авторского права и в России и в Китае и о ситуации, которая объективно складывается с этим правом в наших странах. Мне понравилась моя интерпретация прошедшей в Шаошане конференции. В проблемы не углублялись. Чуть-чуть о литературе. Он: Толстой, Достоевский, Горький, Островский. Я напомнил о том, что русская литература моложе китайской минимум на две тысячи лет. Сказал, что как писателя меня тревожит подмена художественной литературы произведениями сугубо журналистских жанров, в частности многочисленная «дворцовая» литература. Такая литература уходит и приходит, а Горький и Лао Шэ остаются, и именно на классике воспитаны лучшие чувства у народа. Подарили друг другу казенные подарки. Я э сумел процедуру расцветить всякими байками. Между прочим, сказал, что осенью у меня выходит роман в «Народной литературе», китайский начальник сказал, что уверен в успехе романа и что это лучшее китайское издательство. Спросил о тематике, в которой я работаю. Я ответил, что моей жертвой является переменчивая интеллигенция, которую я недолюбливаю, за ее приспособленчество. Спросил, не нуждаюсь ли я как автор, в какого рода помощи, я постарался все эти вопросы отклонить, но между фразами все же влепил, что хотел бы увидеть переведенным в Китае мой роман о Ленине. От уточнений я ушел, вспомнив про себя, с какой готовностью во время прежнего моего посещения Китая тогдашний начальник говорил, что это очень нужный в наше время роман, и они обязательно его напечатают. Я полагаю, забыли тут же. Сидящий здесь же «бывший Хунбо» по фамилии Гуансюй, , кстати, по рассказам, хороший переводчик с русского, выразил готовность роман перевести. Вписываю несколько последних фраз исключительно из нелюбви к неконтролирующего свои слова чиновничеству. Всегда готового услужить в подходящую минуте. Надеюсь, что это не коснется моего собственного романа. Должно же идеологии хоть когда-то прилично себя вести.

Днем исполнилась моя давняя мечта, мы все втроем сходили в Пекинский зоопарк. Это интересное заведение и от прогулки, и от бедных животных я получил удовольствие. Здесь немножко другая система показа. Много вольеров с обезьянами, медведями, слонами. Зверям возможно посвободнее, нежели в других зоопарках. Но никогда я не забуду купающихся за стеклом и ныряющих белых медведей в Дании. Здесь, в Пекине часто животных отделяют от людей стеклом. Разве уговоришь ребенка или даже взрослого не кормить зверя. В вольере у медведей можно наблюдать такую сцену. Сверху, от парапета в ров, где посиживает опытный и дошлый бурый мишка кто-нибудь льет тоненькой струйкой из бутылки – сладкую воду или пива. Миша становится на задние лапы точно под струю и еще машет передней: дескать, давай, давай лей! В зоопарке был в помещении с пандами. Оно как бы отделено от всего комплекса и у здесь своя цена на билет.

Здесь же купил в киоске с сувенирами. большую бархатную игрушку панды для В.С.. Она очень любит этого зверя и всегда смотрит передачи..

Вечером пришлось опять возвращаться в центр, потому что должна была состояться беседа с редакторам об авторском праве. Все прошло довольно формально. Было человек десять главных редакторов местных издательств. Как тенденцию, пожалуй, отметить определенную критику, которая прозвучала в адрес Китайского агентства. Медленно работают, невелика информация о русских книгах. Я отбивался и защищал Хубо и его фирму. Здесь опять проявилась тенденция, о которой я говорил прежде, частные агентства могут перехватить инициативу. Это может сказаться и на РАО.

В десять вечера приехал узнать результаты нашей деятельности Хунбо. Я, кстати, рассказал ему о недостатках в его и нашей совместной работе. Потом довольно долго сидели в гостинице в баре. Хунбо рассказывал, что ужинал вчера вместе с Ерофеевым и переводчицей его книги. Все было забавно и один к одному, как я и предвидел.

17 мая, среда, Пекин. Утром встал в семь часов и до до десяти часов дочитал «Пятьдесят лет в раю». Избранные годы» Русла Киреева. Это сочинение в четвертом номере «Знамени» идет под рубрикой «поп fiction». Начал читать еще позавчера поздно вечером. Предполагая прочесть Анну Кузнецову, за которую я несколько раз уже брался, но как-то не идет, хотя были определенные отзывы о статье, листанул журнал. Поначалу повествование Киреева показалось мне несколько манерным, такое ощущение, что вообще проза Кирееву трудно дается, ему мучительно необходимо зацепиться за какой-то факт собственной биографии, что-то вспомнить из пережитого. К нему, как ни к кому можно применить высказывание Достоевского, что роман это два-три сильных воспоминания детства. Может быть, я чего-то с цитированием по памяти и путаю. Потом я зацепился за некоторые высказывания Руслана, по поводу нашего ремеслом и преподавания и тут понеслось. Вчера вечером взялся за текст, а уже сегодня к десяти все прочел. Такая удивительная наивность, правдивость и боль, можно только задохнуться от восхищения. Я ведь тоже человек не самый скрытый, у меня все на распашку, но Руслан берет полной исчерпаемостью внутреннего материала. Я, пожалуй, скольжу по поверхности, работаю вне традиции, а у него все обдумано, последовательно точно и – этому я тоже завидую – солидно. Я завидую также, что он пишет о своих соучениках, преподавателях, писателях, которых знал и с которым учился. У меня не было таких друзей и не было таких кумиров. Единственное соображение – все кумиры и боги одного набора и ряда. Ну, и что, примем венок этой благодарности и порадуемся, у меня будет или получается другой ряд и другие имена. Особенно мне понравились его прописи о жене и дочерях. Замечателен пассаж, где Киреев сравнивает Шагинян и Надежду Яковлевну Мандельштам, которую и я считаю величайшей писательской женой. Но, впрочем, кто знает, может быть, жена, которой на кухне муж читает почти сорок лет все свои сочинения и более велика? Кто это сочтет? Здесь я почти цитирую Руслана.

В Пекине меня на этот раз не радует отсутствие на этот раз большой культурной программы, но, может быть, свободное плавание по городу еще более крупный заряд эмоций.

Под руководством Лены я потихонечку становлюсь специалистам по покупкам и мастером по сбавлению цены. Что меня уже несколько дней по настоящему угнетает. Конечно, телефонные переговоры и, главное, тревога за В.С. Ее больная рука, которая началась с, казалось бы, вытравленного уксусной кислотой на пальце пятна. Все оказалась серьезно. Вроде бы показали хирургу, сама заживет, впрочем, один из хирургов что-то на пальце срезал. Думали, что медленно заживающая язва. Потом покраснели три пальца. В.С., с ее страстным желанием самолечения, сразу опробовала какие-то мази. Потом, после консультации с какой-то своей товаркой по диализу решила, что это псориаз и уже нацелилась на покупку какого-то дорогущего снадобья, но уже в мое отсутствие выяснилось: все идет от закупорившейся на левой руке фистулы. Теперь надо искать хорошего сосудистого хирурга. Это еще одна сложная операция, а в возрасте В.С. любая операция может оказаться трагической.

Я вижу тревожные и очень плохие сны, которые множат мои дневные беспокойства. Надо решать, где проводить операцию, рядом обязательно необходим диализ. Все время также думаю о двух смертях, которые только что на нас на всех нагрянули. Умер Сергей Гончаренко, знаменитый переводчик с испанского и хороший поэт. Совсем недавно в доме Литераторов я выступал у него на юбилее. И умер Александр Александрович Зиновьев.

Я знал, что дни его сочтены, но так с ним и не попрощался, хотя жил он недалеко от меня. Совсем, казалось бы, недавно он вернулся в Россию, я вручал ему билет профессор Литинститута. Я не очень любил и его прозу, головную, умную, но не мою. Покойный стоял в ряду тех, кто сумели расшатать действительность. Может быть, если бы ее не раскачивали, она бы и не расшаталась? Масштаб личности значителен. Зиновьев настоящим диссидентом. Его точка зрения менялась, он, как все подлинные,