Разбойник отвесил ей преувеличенный поклон.
— Сердце мое будет разбито, если я не услышу продолжения.
Ведьма кивнула.
— Итак, я практична, о чем уже сказала. К несчастью, мой покойный отец и братья были начисто лишены этого полезного свойства, и когда последний из них скончался от пьянства и телесных излишеств, я обнаружила тот крайне неприятный факт, что мое наследство состоит из проигранных фамильных драгоценностей, заложенного поместья и невыплаченных долгов.
— Бедное дитя! — неправдоподобно взрыднул Дик Турпин, поспешив заключить новоявленную кузину в пылкие объятия. — Какая трагедия! О, позволь мне успокоить твое истерзанное сердце! — И он попытался возложить руку прямо на вышеозначенный орган, невзирая на такие мелкие препятствия, как редингот, сорочка и грудь.
Задохнувшись от подобной наглости, леди Кэролин удачно воспользовалась коленом. Знаменитый разбойник, едва воскресший для радостей плоти, был вынужден припомнить и связанные с нею неприятности. Он громко охнул, сложившись вдвое, и Дамия тут же подбежала к любимому с утешениями.
Ведьма с отвращением взирала на парочку, задумчиво покачивая ореховым прутом.
— Кузен Ричард, твое присутствие на земле целиком зависит от моего искусства, — уведомила она. — А искусство мое, да будет тебе известно, полностью зависит от моего целомудрия. Чтобы постигнуть сокровенные тайны, я вынуждена была посвятить себя трехликой Гекате, каковая представляет собой один из аспектов Дианы, непорочной богини охоты, луны и дорожных перекрестков. А богиня-охотница, как хорошо известно из легенд, не одобряет покушения на честь своих служительниц.
— Богиня неспортивной игры, ты хочешь сказать, — заметил Дик Турпин. — Пусть себе ведет скучную, лишенную радостей жизнь, если уж ей так нравится, но какое дело твоей Диане до того, что другие желают поразвлечься?
— Она завидует, потому что сама не может! — предположила Дамия. — С восьмимесячным-то брюхом за дичью не побегаешь.
Любовники дружно разразились хохотом, но леди Кэролин не оценила остроумия дриады.
— Если ты не заткнешься, безмозглый овощ, — пригрозила она, — я зашвырну тебя в ближайшую кастрюлю.
— Сперва сотвори катапульту, бестолочь неумелая, — нагло отпарировала Дамия. Она прильнула к разбойнику и не без изящества выкатила на него большие глаза. — Ты ведь не позволишь ей сделать со мной что-нибудь плохое и магическое, правда, миленький? Ах, мой Дикон, ты уже спас меня от ее дурацких заклятий! Спасешь еще разок?
Среди пантеона разбойников Дик Турпин почитался образцом галантности. Не слишком выдающийся факт, поскольку баллады приписывают почти каждому из тружеников большой дороги некое врожденное благородство, невзирая на голую историческую правду: сочинители прекрасно знали, чего ожидает аудитория, и с готовностью представляли ей ходовой товар. Однако в случае Турпина баллады были весьма близки к истине, в особенности когда дело доходило до защиты леди, будь та из плоти или листвы.
— Не бойся, — сказал он Дамии, — я по-прежнему твой Дикон. Я знаю, ты никогда не ответишь презрением на мои нежные мольбы! — Разбойник покровительственно обнял нимфу за плечи и сурово взглянул на леди Кэролин.
— Если ты что-то хочешь от меня, дерзкая гордячка, то выказывай побольше уважения к моей леди.
— А если ты желаешь продлить свое земное существование, — ответствовала ведьма с улыбкой, способной обратить гадюку в паническое бегство, — то должен понять, что находишься отнюдь не в том положении, чтобы диктовать мне условия. Эта плоть, в которой ты недавно обнаружил себя, растает, как утренний туман, при первом свете зари. Я поместила твою душу в эфемерный земной сосуд на время, достаточное для того, чтобы ты мог ответить на кое-какие вопросы, которые меня крайне интересуют.
— Ну так спрашивай! — взревел Дик.
— Дорогой кузен Ричард, твое общество куда более приятно, когда ты выражаешь желание сотрудничать, — заметила леди с самодовольством кошки, только что отобедавшей упитанной полевой мышью а la creme[6]. — Не стану тебе слишком досаждать, обещаю. Видишь ли, магическая формула, которой я воспользовалась для твоего воскрешения, как и все наилучшие и сложнейшие заклятия, накладывает определенные ограничения, и я могу задать тебе только три вопроса. Отвечай: правду ли говорят старые баллады, что ты припрятал изрядную сумму неправедно нажитых денежек, прежде чем смерть потребовала тебя к себе?
— Истинную правду, — неохотно ответил Турпин и стиснул грудь Дамии, дабы облегчить тяжелое чувство, что его беззастенчиво использует его же собственная прапраправнучка. — Должен же человек приберечь что-нибудь на старость? Во всяком случае, так я думал тогда, когда воображал, что доживу до старости.
Разбойник выглядел таким подавленным, что сердце бедной Дамии не выдержало, и она прижалась к его губам поцелуем, способным поглотить города. Леди Кэролин взирала на эту лирическую сцену примерно с тем же выражением, с каким глядела бы на червячка, ползущего по краешку розетки с апельсиновым джемом.
— Второй вопрос, если сможешь уделить немного дыхания, чтобы на него ответить, — сказала она ледяным голосом. — Где оно?
— Где ЧТО? — спросил Турпин, изловчившись на время отстранить нимфу от своего лица.
— Сокровище, кретин! — рявкнула леди Кэролин. — Плоды твоей беззаконной карьеры! Сувениры с большой дороги! Заначка на старость, которой тебе не видать! Золото, тупоголовый ты идиот, кучи золота, в слитках и россыпью!!!
Турпин поцокал и с сожалением покачал головой.
— Какой язык! И ты еще называешь себя леди. Ужас!
И это было все, что он сказал.
Леди Кэролин дала себе время усмирить огонь темперамента и вновь обрести ледяной фасад.
— Ну? — сказала она наконец. — Ночь подходит к концу. И где же твой ответ?
— Тут, — ухмыльнулся разбойник, похлопав себя по голове. — Ты задала свои три вопроса, а теперь, если у тебя нет привычки держать свечу, мы с моей возлюбленной леди желаем уединиться. Если уж я собираюсь помереть на рассвете, то прежде должен наполнить счастьем сей соблазнительный сосуд Египта.
— Греции, — поправила его Дамия.
— И специи не повредили бы, если таково твое желание, милая, но я, увы, не представляю, где их можно достать в такое время…
Леди Кэролин издала негодующий вопль, спугнувший табунок лошадей, которые паническим галопом понеслись в поля. Турпин печально поглядел им вслед.
— Зачем ты это сделала, женщина?! Такие прекрасные создания, и вот они несутся сломя голову, чтобы загнать себя до хвори, если только прежде не переломают ноги, и придется их пристрелить, а ведь эти красавцы ни в чем не виноваты, бедняжки.
Ведьма заскрежетала зубами.
— Прекрати болтать о проклятых лошадях!
Дик Турпин выпрямился во весь свой немалый рост.
— Мадам, я требую воздержаться от кощунственных слов по отношению к Божьим тварям, которые помогли мне сделаться тем, кем я стал.
— Ты говоришь о куске человеческого бекона, подвешенного провялиться на ветке этого дуба? — медовым голосом уточнила леди Кэролин, расцветая, как майская роза. Подумав, она добавила, пожав плечами: — Ну хорошо, я позабочусь о лошадях.
Ореховый прут указал в сторону развевающихся лошадиных хвостов и описал в воздухе восьмерку. Табунок вписался в плавный правый разворот и дружно устремился назад к троице под дубом, умеряя бешеный галоп до легкого, затем до рысцы и, наконец, до спокойного прогулочного шага. Лошадиная прогулка завершилась у заманчивой груды спелых яблок, которую ведьма предусмотрительно рассыпала на
