конце, в самом сердце горы, он заметил мерцающее сияние, и его неодолимо потянуло пойти туда и омыться светом.
Но туг он заметил, что рядом кто-то есть, и стремительно обернулся с мечом в руке. На плоском камне сидел седобородый старик, одетый в длинный серый балахон.
— Кто ты? — спросил Кормак.
— Никто, — ответил тот с тоскливой улыбкой. — Хотя когда-то и у меня было имя.
— Что это за место?
Старик пожал плечами.
— В отличие от меня, оно имеет много названий и много тайн, хотя, подобно мне, оно нигде. Как ты сюда попал?
— Я… была схватка… Я… не помню.
— Порой это милость, и ее надо принимать с великой благодарностью. Есть много такого, чего я предпочел бы не помнить.
— Мне нанесли много ран, — сказал Кормак. Задрав рубаху, он ог-ляд ел свою грудь и плечи. — Но их… нет.
— Раны не здесь, — заметил старик. — Ты хорошо сражался?
— Нет. Я был слеп… Андуина! Я должен найти ее! — Он встал и направился к туннелю.
— Ты не найдешь ее там, — негромко сказал старик, — ибо там кровь, и огонь, и жизнь.
— Что ты такое мелешь, старик?
— Очевидное, Кормак, сын Утера. Твоя возлюбленная прошла перед тобой по этой длинной серой дороге. У тебя хватит смелости пойти за ней?
— Смелости? Ты совсем сбил меня с толку. Где она?
Старик встал и указал на дальние горы за черной рекой, которая вилась внизу по дну долины.
— Она там, Кормак. Там, где собираются все новые души. В горах Проклятых. Это, юный принц, место ужасов, где могут ходить лишь мертвые. Там Пустота и Хаос.
— Так значит… я…
— Ты мертв, принц Кормак.
— Нет!!!
— Погляди вокруг, — призвал старик. — Где тут жизнь? Трава? Хотя бы одно зеленеющее дерево? Следы животных или птиц? Где звезды — украшение неба?
— Ты говоришь, она там. Но почему я должен тебе верить?
— Я не стал бы лгать тебе, юный принц. Я служил твоему отцу, и его отцу, и отцу его отца. Я был Владыкой Волшебников.
— Ты Мэдлин?
— Да, это было одним из моих имен в лучах Света. Теперь я никто.
— Так и ты мертв?
— Да, принц Кормак. Ты пойдешь со мной по серому пути?
— И я найду Андуину?
— Не знаю, Но ты пройдешь ее дорогой.
— Тогда я — с тобой.
Мэдлин улыбнулся и начал спускаться вниз по склону к черной реке. Он вскинул руки в призывном жесте, и на реке показалась черная барка, которой правило чудовище с головой волка и глазами, пылавшими красным огнем. Кормак поднял меч.
— Оружие ни к чему, — шепнул Мэдлин. — Это всего лишь Перевозчик, он не причинит тебе вреда.
— Какой вред можно причинить мертвецу? — спросил Кормак.
— Умерло только твое тело. Дух все еще способен страдать и, хуже того, угаснуть. Тут много зверей и бывших людей, которые посягнут на него. Держи меч наготове, Кормак. Он тебе понадобится.
Вместе они спустились в барку и отправились на противоположный берег.
Лодка причалила к каменной пристани. Мэдлин выбрался первым, за ним — Кормак. Перевозчик сидел неподвижно, устремив красные глаза на юношу. Неожиданно он протянул к нему руку.
— Чего он хочет?
— Черную монету, — ответил Мэдлин. — Все путники должны платить Перевозчику.
— У меня нет никакой монеты.
Старик встревожился.
— Пошарь в карманах, юный принц, — приказал он. — Она там.
Кормак повиновался, а затем развел руками.
— Я же сказал, у меня нет ничего, кроме меча.
Мэдлин понурил голову.
— Боюсь, я навлек на тебя страшную беду, Кормак.
Он обернулся и заговорил с Перевозчиком на языке, не известном юноше. Чудовище как будто улыбнулось, потом встало, повернуло барку и направило ее обратно.
— Что за беду?
— Ты, видимо, не умер, хотя, каким образом очутился здесь, понять невозможно. У каждой души есть с собой черная монета.
— Ну так что? Он же перевез нас.
— Да, но обратно он тебя не доставит. В том-то и беда!
— Речка не такая уж широкая, Мэдлин. Если понадобится, я преодолею ее вплавь.
— Ни в коем случае не вздумай коснуться этой воды! Это — порождение ада. Она сожжет того, кто ее коснется, и боль будет длиться вечность.
Кормак подошел к старику и положил руку ему на плечо.
— Никакой беды тут нет. Жить без Андуины я не хочу, а она уже переплыла реку. Так идем же. Я хочу добраться до гор еще до темноты.
— Темноты? Здесь не бывает ни темнее, ни светлее. Такова Пустота, и она не меняется.
— Пусть так, но идем же! — крикнул Кормак. Мэдлин кивнул, и они зашагали прочь от реки.
Шли они много часов, пока наконец усталость не овладела принцем.
— Ты никогда не устаешь? — спросил он волшебника.
— Нет, Кормак. Это еще одно доказательство твоей связи с жизнью. Давай сядем вон там, на склоне. Я разожгу костер, и мы побеседуем.
Они устроились в кольце валунов. Мэдлин собрал хвороста, и маленький костер весело запылал. Волшебник, казалось, глубоко задумался, и Кормак не заговаривал с ним. Потом Мэдлин потянулся, мрачно улыбнувшись.
— Было бы лучше, юный принц, если бы мы встретились под солнцем в лесах вокруг Эборакума или во дворце в Камулодунуме. Я учил твоего отца, когда он был в твоем возрасте. Он постигал все очень быстро и стал человеком, способным подчинить себе почти любые обстоятельства. Быть может, таков и ты?
Кормак пожал плечами.
— Я рос, как сын демона, которого все чурались. Человек, заменивший мне отца, был убит, и я бежал. Мне встретился Кулейн, и он спас меня. Он вверил мне судьбу Андуины, но я не сумел ее защитить. Вот история Кормака. Не думаю, что Утер был таким.
— Не суди себя слишком сурово, юный принц. Расскажи мне все в подробностях, а я буду твоим судьей.
Пока костер догорал, превращаясь в пылающие угли, Кормак рассказывал о своей жизни с Гристой, о роковом поцелуе Альфтруды, о встрече с Кулейном и о бое с демонами, когда они защищали Андуину. Под конец он описал спасение Олега и его дочери и последнюю схватку с викингами.
Мэдлин слушал молча, пока рассказ не завершился, а тогда подбросил хвороста на угли.
— Утер гордился бы тобой, но ты слишком мало себя ценишь, принц Кормак.
— Теперь это мало что значит, Мэдлин.
— Не отчаивайся, — сказал волшебник вполголоса. — Этот мир, как он ни ужасен, во многом сходен
