антикварное кресло, которое роботы внесли за ним. Бесстрастная монотонная речь чтеца лилась судье в наушник, и от слов, которые он слышал, волосы шевелились на его честной судейской голове.
— Михаил Эм? — пискнул он.
Молодой человек снизошел до кивка. Магнитофон секретарши высветил на экране надпись: «Прогуляйся со мной, красотка». Она ограничилась тем, что показала ему кончик языка.
— Вы должны… — начал судья.
— Ничего я вам не должен, — невозмутимо изрек обвиняемый.
— Заявляю протест! — мгновенно встрял адвокат.
Судья, сделав вид, что ничего не слышал, лихорадочно прокручивал в голове материалы досье Михаила: ограбления, кражи, вооруженные налеты, взрыв в здании синдиката по производству искусственного золота, содействие в побеге заключенных… и так далее, и так далее; приговорен к наказаниям различной степени тяжести, ибо, несмотря на изворотливость, ему никогда не удавалось выйти сухим из воды, и все сроки он отбывал до конца. В заключении был осужден читать Борхеса, Моэма, Гофмана, Дюма, Уайльда, Бальзака, Диккенса, Стендаля, Гоголя, Цицерона, Флобера; список можно продолжить до бесконечности. Впрочем, Михаил никогда не задерживался в тюрьме больше, чем на месяц, если не считать его первого дела, которое по сравнению с последующими было сущей шалостью.
— Вы знаете, в чем вас обвиняют? — начал судья.
— Протестую! — вмешался адвокат. — Согласно поправке к кодексу, принятой…
Михаил поднял руку. Адвокат умолк.
— Скажем так: я догадываюсь об этом, — сказал Михаил.
— Протестую, — завопил Прорва, — подсудимый не может оговаривать себя!
Фемида шевельнулась на своем пьедестале и приподняла повязку, чтобы лучше видеть происходящее. Предчувствия ее не обманули: зрелище разворачивалось воистину умопомрачительное. Судья вошел в раж. Ноздри его раздувались, голос доходил до визга:
— Вы обвиняетесь в убийстве! Нашего! Судьи! Дисса! — Адвокат открыл было рот для возражения. — Адвокат, молчать! Иначе я рассержусь. Вас и раньше замечали кое в чем подобном, обвиняемый, не так ли? Не вы ли два года назад отправили в мир иной уважаемого доктора наук Нигугу, своего бывшего начальника, запихав его в атомный расщепитель?
— Тот, кто многое претерпел, может немало себе позволить, — парировал обвиняемый. — Он платил мне меньше всех и к тому же был жуткой свиньей. Аминь!
— Он был начальником! — простонал судья.
— Противоречия не изобличают лжи, точно так же, как их отсутствие не является знаком истины!
— Обвиняемый, вы наносите оскорбление суду.
— Ничуть не бывало. Я цитирую Паскаля. Третья степень, 6-28!
Судья смирился.
— Хорошо, но зачем вы засунули в тот же расщепитель псевдонаучного сотрудника Прощелыгину?
— Эта пигалица имела несчастье вообразить себя женщиной, — едко отозвался обвиняемый. — Смерть есть достаточное условие прекращения жизни, а значит, и чрезмерного самомнения.
— И вы говорите об этом так просто?
— У всех нас достанет твердости, чтобы переносить чужие несчастья.
— Паскаль?
Михаил расхохотался. Это был смех закоренелого преступника, и судья содрогнулся.
— Нет! Ларошфуко! Вторая степень, с-164.
— Потом вы расправились с полицейским агентом.
— Он копался слишком долго. Я не мог ждать, когда он вытащит лучевой пистолет!
— Вы аморальны!
— Настоящая мораль насмехается над моралью! — Михаил поймал взгляд секретарши и улыбнулся ей.
— А сосед по гостинице, где вы скрывались? На суде вы показали, что он истязал свою жену, но вы и ее не пощадили!
— Потому что она его оплакивала. Терпеть не могу экзальтированных идиоток.
— До чего вы докатились! Вы, который мирно грабил автоматы! Одумайтесь, подсудимый…
— Болезнь, именуемая отсутствием денег, обычно поддается лечению.
— Но теперь вы подняли руку на святое! На правосудие! И гибель судьи Дисса от ваших рук тому доказательство.
Адвокат следил за перепалкой, тщетно пытаясь вставить слово. Наконец, улучив миг, он выдавил из себя: «Проте…», но Михаил перебил его:
— Надо же помочь природе! Старик явно засиделся на этом свете.
Глаза судьи, казалось, вот-вот выскочат из орбит.
— Вы асоциальный член общества, подрыватель его устоев!
— У сердца свои законы, которых не постичь рассудку, — отозвался Михаил.
— Пусть так, но адвокат Роберт Руперт, на которого вы обрушили заряд в двадцать тысяч вольт!
— Правда не нуждается в защите. К тому же он был прескверным адвокатом.
— А секретарша? — кипятился судья. — Ее гибель тоже лежит на вашей совести!
Адвокат вскочил с места.
— Протестую! Секретарша умерла от старости в тот миг, когда мой подзащитный взорвал судью Дисса через наушник.
Судья поспешно вытащил свой наушник.
— Обвиняемый, вы совершили все мыслимые и немыслимые преступления! Общество с гневом отворачивается от вас.
— Кто живет, не безумствуя, не так уж мудр, как кажется, — насмешливо отозвался Михаил.
Судья в ярости грохнул молотком. Молоток, не выдержав удара, разлетелся в щепки. Паук от неожиданности подавился усиками мотылька и бурно закашлялся. Грудь секретарши вздымалась от избытка переполнявших ее чувств. Она уже предвкушала, как будет рассказывать подругам о том, что видела самого знаменитого преступника Марса.
— Признается виновным! — проревел судья.
— Протестую! — кричал адвокат.
Фемида нежно улыбалась.
— Наказание первой степени! А-115, Бокаччо, «Декамерон»!
— Уже приговаривался, — подал голос робот. Судья на мгновение запнулся.
— Тогда а-110, Данте!
— Lasciate ogne speranza![9] — пропел Михаил. — Уже было, было!
— А-93, Булгаков, полностью, с вариантами и разночтениями!
— Протест! Вы бесчеловечны! — бесновался Эрве Прорва.
— Приговор был приведен в исполнение!
— А-55, Толстой, «Война и мир», а кроме того…
Михаил засмеялся. Он смеялся так, что слезы выступили у него на глазах. Адвокат растерянно глядел на него.
— Уже приговаривался, — пискнул робот. Судья решился прибегнуть к крайнему средству.
— А-9, Шекспир! Полное собрание сочинений, включая набросок к «Томасу Мору», на языке оригинала!
Михаил неожиданно перестал смеяться. Это было именно то, чего он желал, то, к чему стремился; но, чтобы быть приговоренным к Шекспиру, надо было совершить нечто из ряда вон выходящее. За синдикат, производящий искусственное золото, ему дали всего лишь Желязны, а за ограбление Первого марсианского банка — Петрарку в полном объеме.
— Приговор вступает в силу с сегодняшнего дня! — торжественно объявил судья и в изнеможении
