золотистый свет. Чувствуя непреодолимое влечение, он подошел к ней вплотную. Ощущение реальности вновь, как и в кабинете Перуцци, оставило его… На полотне не было портрета гневного рыцаря! Его поверхность искрилась ровной золотистой гладью. Дмитрий дотронулся до холста рукой. И рука, словно в жидкость, провалилась. По полотну разошлись маслянистые круги.
— Сюда! — окликнул Дмитрий остальных. — Здесь выход!
— Это?! — воскликнула Элизабет озадаченно и тоже сунула руку в картину. — Не может быть!
— Не время искать рациональное объяснение тому, что нам неведомо, — хладнокровно изрек Уолтер. — Быстрее туда! Это единственный шанс на спасение.
— Тогда я первая, — заявила Элизабет и шагнула внутрь прямоугольника. За ней последовал Дмитрий.
Вот рука его осталась без кисти. Вот тело без руки. А вот и тело исчезло, и осталось только сознание. А потом исчезло и сознание, оставив только воспоминание о каких-то красочных феерических и калейдоскопичных зеркалах, сменяющих друг друга…
Возвращение чувств было резким и внезапным. Дмитрий приземлился на ноги, но не удержался и упал на гладкий холодный пол. Испуганно озираясь, он обнаружил рядом поднимающуюся Элизабет. Они оказались в мрачном, освещенном факелами подземелье, стены и потолок которого были расписаны фресками в стиле Босха, а по углам расставлены какие-то непонятные приспособления. Созерцание прервал Уолтер, мешком упавший откуда-то сверху.
— Где мы? — опомнившись, испуганно прошептала Элизабет.
Бряцая кандалами и жестикулируя, из тени вышел заросший волосами человек и, всплеснув руками, воскликнул: «Quod erat demonstrandum!»
— «Что и требовалось доказать», — перевел пришедший в себя Уолтер.
Узник продолжал что-то быстро говорить и активно жестикулировать.
— Это итальянский, — сообщил Уолтер. — Он просит, чтобы мы освободили его.
— Кто он такой? — спросил Дмитрий.
— Я, кажется, догадалась! — воскликнула Элизабет. — Наверное, это тот самый художник.
— Помилуйте! — возмущенно возразил Уолтер. — Откуда ему взяться в двадцатом веке?
— Или это мы — в шестнадцатом? — неуверенно предположил Дмитрий.
— От Рождества Христова! — бодро заявил бородатый узник по-английски, но с сильным акцентом. — Я узнал ваш язык. Вы англосаксонские варвары. Хотя… — Он остановил взгляд на Элизабет.
Та, смутившись, старательно оправила платье.
— Я не знал женщин тридцать три года, три месяца и три дня, — заявил узник. — Освободите же меня скорее от оков!
— Не надо! — пискнула Элизабет. — Я чувствую: он опасен!
— Нет-нет, — уверил художник, — я не причиню вам вреда. — Затем, обернувшись к мужчинам, потребовал: — Да скорее же! В любую минуту здесь могут появиться люди Перуцци.
— И здесь?! — возмутился Уолтер. — Стоило ли бежать?
— Я могу вывести вас отсюда. Так вы поможете мне или нет?!
— Что нужно делать? — поспешно согласился Уолтер.
— Возьмите инструменты, — художник кивнул на орудия пыток.
Уолтер и Дмитрий, прислушиваясь к командам художника, выбрали подходящие предметы и начали расковывать его. Убедившись, что они все делают правильно, он тут же вновь переключил свое внимание на Элизабет.
— Позвольте представиться, — узник чувственно посмотрел на нее, — барон Фабио Да Ладжози.
— Я так и знала, что вы Ладжози, — любезно ответила Элизабет.
— Вам знакомо мое имя?! — пораженно посмотрел на нее художник.
— Еще бы, — кокетливо кивнула она и, сделав книксен, представилась сама: — Графиня Влада.
— Элизабет! — даже приостановил работу Уолтер, — тебя же всегда смешил этот нелепый титул!
— Всему свое время, — холодно отозвалась та.
— Удивительно! — продолжал поражаться Ладжози. — Насколько я знаю, Перуцци сделал все для того, чтобы мое имя не осталось на скрижалях истории.
— На скрижалях и не осталось, — подтвердил Уолтер. — Известно только, что вы отсюда удачно бежали.
— Это хорошо! — обрадовался Ладжози. — Значит, все идет по плану. Вышло так, как я и задумал! Тридцать три года я ждал этого часа, изображая все эти мерзости!..
Дмитрий внимательно оглядел подземелье и только сейчас заметил на стенах те самые картины, которые показывал ему Перуцци. Элизабет, проследив за взглядом Дмитрия, открыла от удивления рот.
— Силой своего искусства я заложил в последнюю картину особое свойство, — продолжил Фабио. — Через нее сюда должны были проникнуть трое, имеющие чистые сердца и благие помыслы.
— Почему именно трое? — пробормотал Уолтер, возясь с кандалами.
— Ну-у, — протянул Фабио. — Один должен держать замок цепи, другой — бить по нему, а третий… третья, — поправился он, — призвана освободить из заточения мой пылкий дух.
— Не дождешься, — пробубнил Уолтер, словно бы сам себе.
— А дальше? — Элизабет обернулась к Фабио. — Что с нами будет дальше?
— Вернетесь в свое время, — заверил женщину Ладжози и добавил, пристально глядя ей в глаза. — Если, конечно, захотите.
— Захотим, захотим… — продолжал разговаривать сам с собой Уолтер.
— А каким образом мы вернемся? — спросил Дмитрий.
— Через эту же картину, — пояснил Фабио. — Однако есть одно условие: ее нужно доставить и спрятать туда, где она была найдена в ваше время.
— В Румынии, — подсказала Элизабет. — Картина была найдена в Румынии.
Ладжози непонимающе посмотрел на нее:
— Не знаю такой земли.
Уолтер нахмурился, припоминая названия из старинных географических карт.
— Валашское княжество, — пояснил он.
— Далеко, — покачал головой Фабио. — Очень далеко!
Его задумчивость прервал звук падающих на пол оков.
— А почему бы нам прямо сейчас не вернуться в свой мир, — спросил Уолтер. — Если это так просто?
— Если картину не спрятать там, где она была найдена, история мира будет развиваться несколько иначе. Появится новая реальность. А два разных мира в одном месте Господь не потерпит. Произойдет грандиозный взрыв, и Вселенная исчезнет…
— Хорошенькую перспективу вы нам нарисовали, — невесело заметил Уолтер, но тут же приободрился. — А почему бы, дружок мой милый, не сделать так: мы возвращаемся домой, а вы тащите картину в нужное место.
— Один? — переспросил Фабио, глянув на Элизабет.
— Рисковать нельзя, — вмешался Дмитрий. — А вдруг он не справится? Исчезнет мир, и мы вместе с ним. Мы должны помочь Фабио.
— К сожалению, вы правы, — согласился Уолтер. — Тогда — вперед! Прочь из этой дыры! — он рванулся было, но Ладжози остановил его:
— Одну минуту, синьор! — Фабио снял картину с мольберта, свернул ее и уложил в сумку с кистями и красками. — Без нее у Перуцци ничего не получится! Впрочем, и у нас тоже.
Вместе они бросились по лестнице вверх. Массивная дверь темницы была заперта. Уолтер, бормоча проклятия, приставил к замочной скважине карабин. Передергивая затвор, он сделал несколько выстрелов. Фабио в испуге заткнул уши. Когда дверь под натиском Дмитрия и Уолтера тяжело, с гулким скрипом открылась, Ладжози с величайшим интересом указал на карабин в руках Уолтера.
