происходящее сейчас никаким завершением нынешней миссии не было! И потом — уж он-то отлично помнит тот мультфильм, которым кончается первая миссия: сцена во дворце Аретты, когда благополучно доставленного в столицу Итурбэ в последнюю минуту ранит отравленным стилетом юный граф Аттор, находящийся в состоянии гипнотического транса…
А сейчас вместо этого на экране возник небольшой зал, в котором свернулся кольцами вполне симпатичного вида золотой дракончик; именно блеск его чешуи и наполнял зал тем мягким свечением, что было заметно еще снаружи. Дракон приподнял голову и приветливо произнес:
— Здравствуй, мальчик! Я жду тебя уже много веков… Пожалуйста, подойди поближе!
Айвен с замиранием сердца глядел на Золотого Дракона. Ему показалось, что он ослышался, когда тот приветливо произнес:
— Здравствуй, мальчик! Я жду тебя уже много веков… Пожалуйста, подойди поближе!
Юный маг кивнул и, отстранив пытавшегося остановить его Локкара, приблизился к этой ожившей золотой скульптуре.
— Тебе предстоит менять судьбы миров. Ты готов?
— Я… Я не знаю… Вправе ли я…
— Проверь себя, заглянув мне в глаза… Что ты увидишь — собственное отражение или нечто иное?
Айвен всмотрелся в бездонную тьму вертикальных драконьих зрачков.
— Это не мое отражение… Странная комната… Человек за столом, в странной одежде… Он, наверное, маг: перед ним доска с клавишами, что-то вроде ксилофона, и хрустальный шар, заключенный в квадратный ящик… Хрустальный шар показывает картину… Высокие боги! — он же показывает как раз Золотого Дракона!..
— Достаточно, Айвен, — мягко остановил его Дракон. — Ошибки нет — ты именно тот, кто нужен Срединным Землям…
Виктор глядел в разрастающиеся почти во весь компьютерный экран драконьи зрачки и мучительно соображал — откуда же это растущее чувство опасности? И вдруг вспомнил: Бог ты мой, нельзя, никогда нельзя заглядывать в глаза дракону! Пытаясь защититься, он вскинул было руку к кнопке Reset, но, разумеется, опоздал.
Странно мягкий голос произнес где-то в глубине его сознания, безо всякого злорадства, а скорее, с сочувствием: «Значит, тебе любопытно — что чувствуют люди, узнав, что их мир через несколько мгновений перестанет существовать?..»
…Больше всего это походило на то, как сгорает брошенная на угли фотография: черная обугленная кайма наступает от краев картона к его центру, обращая в рассыпающиеся хлопья картинку, самонадеянно мнившую себя вечной. Пару секунд в пустоте еще существовал экран с печальными глазами дракона — будто тот оглядывал напоследок свою работу, — а потом настала тьма, полная и вечная…
Виктор даже чуть помотал головой, будто вытрясая воду из ушей. Ведь в институте у Поля он точно впервые… Может, это стенд с выпиленными из пенопласта орденами и праздничной стенгазетой ему навеял какие-то воспоминания, так подобные стенды наверняка просто одинаковые во всех институтах… «Призывы ЦК КПСС к 80-ой годовщине Великого Октября» — ну какие тут возможны местные варианты?.. Равно как и непременный портрет орла нашего, товарища Андропова: пронизывающий взор Великого Инквизитора, тонкий хрящеватый нос и бескровные губы вампира. «Армянское радио спрашивают: почему Андропов выжил в 84-ом? Армянское радио отвечает: потому что стрелять надо было не обычной пулей, а серебряной!» Самого армянского радио, между прочим, в последние годы почти и не слыхать — не то что в благословенные либеральные времена Леонида Тишайшего…
Вот ведь не ценили, а? — «бровеносец в потемках», «сиськи-масиськи», что ни неделя, то новый анекдот, один другого ядовитее… Диссиденты из всяких «Хельсинских групп» — ну да, под гэбэшным надзором, да, утесняли их всяко-разно, обыски-высылки — но ведь они были, действительно были, и письма свои писали, и интервью журналистам забугорным давали, это ж только вдуматься — по нынешнему-то времени!.. Книжки опять-таки в стране издавались не Бог весть какие и не Бог весть сколько, но все-таки не один только буревестник революции товарищ Горький в серии «Школьная библиотека» да материалы очередного съезда в красном сафьяне; а в школьной программе изучали Достоевского и Щедрина — вот тоже «симптомчик»… А мы, идиоты малолетние, вольтерьянцы хреновы — ах, Северная Корея! ах, «1984»! Да в наши годы, между прочим, не было такого выпускника биофака, чтоб этот самый «1984» не прочел, а нынче — поди найди, чтоб хоть слыхал про такое… И чего удивляться: в наше время за хранение (ежели без размножения) полагалась «профилактическая беседа», ну, если в самом пиковом раскладе — могли попереть из аспирантуры, а нынче за «1984» припаяют столько, что выйдешь уже при коммунизме… Болтают, впрочем, тут еще и «чисто личное»: уж очень орел наш, Юрий Владимирович, эту дату — 1984 — недолюбливает…
— Привет! Извини — задержался, партсобрание… Давно ждешь?
— Да не очень… Вот, изучаю пока «Призывы ЦК КПСС к 80-ой годовщине», как раз дошел до призыва нумер 34: «Советские ученые! Укрепляйте лидирующие позиции советской науки», или как он там…
— Ладно, ладно язвить… Давай сюда свой аусвайс и обожди еще с минуту.
Биохимик Поль — университетский однокашник и кореш еще со времен школьного биологического кружка при Зоомузее — был теперь большой шишкой в Институте молекулярной биологии — членкор, шеф ведущей лаборатории (от замдиректорской должности хватило ума отмотаться), а главное — выполняя кучу военных программ, обладал немалыми возможностями по административно-партийной линии… Во, ты глянь: уже делает знак от вахты — давай, мол, сюда, можно; ну, дает! (У нас ведь нынче в стране очередное осеннее обострение — на сей раз на предмет бдительности: чтоб пройти в соседний закрытый институт — а они теперь все закрытые, — надо, чтоб наш первый отдел две недели переписывался с ихним: почему, да отчего, да по какому случаю. Или вот так: два слова на вахте от уважаемого человека… Воистину, «Если б в России законы действительно выполнялись, жизнь тут была бы положительно невозможна»…)
По коридору навстречу им валила густая толпа сотрудников — в конференц-зале только что закончилось под магнитофонный «Интернационал» юбилейное партсобрание (присутствие беспартийных, с чем последние пару лет было послабление, вдруг опять сделали обязательным). Поль сразу шарахнулся в боковой коридор, но был замечен и настигнут энергичной дамой специфически-профкомовской наружности; на лице институтского вседержителя сразу проступила печать покорной безнадежности, однако дело обошлось парой бумаг, которые он с видимым облегчением и завизировал прямо на подоконнике. До Вычислительного Центра они уже добрались беспрепятственно.
Дело, приведшее Виктора к молекулярным биологам, было, с одной стороны, пустяковым, а с другой — довольно щекотливым. Некоторое время назад ему понадобилось провести некие расчеты из области многомерной статистики. Ничего сложного в них не было, можно обойтись и ручным калькулятором, но объем данных был достаточно велик, и работа, по прикидкам, затянулась бы месяца на два; для хорошей же ЭВМ (вроде «Хьюлет-Паккарда» 80 года) там дела было минут на двадцать «чистого машинного времени» — плюс, понятное дело, неделю на подготовительные операции. Каковые подготовительные операции он успешно и проделал в ВЦ Института океанографии (в собственном его институте ЭВМ не было вовсе).
И вот, буквально за день до назначенного ему «машинного времени», в ВЦ океанографов нагрянул КГБ: выяснилось, что предприимчивые программисты распечатывали прямо на казенных печатающих устройствах Мандельштама и Стругацких. Весь ВЦ загремел под фанфары; помимо обычных в таких случаях статей «Антисоветская агитация» и «Хранение и размножение антисоветской литературы» ребятам
