другое.
— Ладно, — сказал я. — Исчезайте. Но я не люблю секретов. Напишите исчерпывающее объяснение и оставьте его в моем офисе. И никаких уверток, поняли?
— Да, сэр. — По молодому красивому лицу разлилось облегчение.
— Спасибо, сэр.
Он уже собрался уходить.
— Ах да, вот еще что, — сказал я, испытывая ненависть к самому себе. — И близко не подходите к своей палатке, пока не закончится благотворительный бал.
Де Червиллы не выразили особой радости, когда я сказал им, что Хоукингсу нездоровится и я займу его место. Но я вынул из кармана зуб тиранозавра и подарил его Филиппу. Это был всего лишь обломок, — рексы то и дело теряют зубы, — но не стоило об этом упоминать.
— На вид острый, — не без тревоги заметила миссис де Червилл.
— К тому же с зубцами. В следующий раз, когда будешь есть стейк, попроси маму, чтобы она разрешила тебе использовать его вместо ножа, — предложил я.
Что совершенно его покорило. Дети непостоянны. Филипп тут же позабыл о Хоукингсе.
Чего нельзя было сказать о Мелузине. Гневно сверкая глазами, она вскочила, бросив салфетку на пол.
— Хотелось бы мне знать, — начала она, — что вы себе…
К счастью, тут появился Сатана.
Тиранозавр взбежал на холм вполне резво, так что лишь опытные палеонтологи поняли: старик далеко не в лучшей форме. Даже умирающий Ти-рекс двигается быстро.
Люди ахнули.
Я вынул из кармана микрофон и быстро прошел к окну.
— Ребята, нам очень повезло. Хочу сообщить тем из вас, чьи столы находятся у окна: стекло выдержит удар силой двадцать тон на квадратный дюйм. Никакая опасность вам не грозит. Но вас ждет великолепное представление. Тем, кто обедает в дальней части залы, возможно, захочется подойти поближе.
Юный Филипп пулей рванул с места.
Тварь была почти уже под стеной станции.
— Тиранозавр обладает сверхчувствительным обонянием, — напомнил я собравшимся. — Запах крови подавляет все остальные центры его мозга. Он впадает в исступление.
Несколько капель крови брызнули на окно. Увидев нас через стекло, Сатана прыгнул и попытался разбить его своим весом.
УУХ! — гулко откликнулось стекло и задрожало от удара. Из толпы обедающих послышались крики и визг, и несколько человек вскочили на ноги.
По моему сигналу струнный квартет вновь взялся за смычки, а Сатана тем временем прыгал, рычал и царапал стекло — совершенная аватара неистового бешенства. Музыканты выбрали скерцо из квинтета Шостаковича для фортепиано. Скерцо считаются забавными, но большая часть их подобна неистовому музыкальному вихрю, и потому они оказываются особенно удачным аккомпанементом для выходок неистовствующих и хищных динозавров.
УУХ! Могучая голова еще и еще ударяла в окно. Долгое время Сатана царапал окно зубами, оставляя длинные борозды.
Филипп всем телом прижался к стеклу, словно пытаясь до минимума сократить расстояние между собой и неистовой смертью в облике динозавра. Радостно взвизгивал, когда пасть убийцы пыталась схватить его. Чудный парнишка. Мне, как и ему, хотелось как можно ближе оказаться к происходящему. Это и у меня в нутре.
В его возрасте я был точно таким же.
Когда, наконец, Сатана устал и в дурном настроении удалился, я вернулся к де Червиллам. Филипп возвратился в лоно семьи. Выглядел парнишка бледным и счастливым.
Его сестра была не менее бледна. Я заметил, что она дышит мелко и часто.
— Вы уронили салфетку.
Я подал Мелузине сложенный вчетверо кусочек ткани. Внутри была рекламная карта размером с почтовую марку, на которой обозначалась станция «На вершине холма» и жилой комплекс за ней. Одна из палаток была обведена в кружок. Ниже стояло: «Пока остальные танцуют».
Я подписал записку «Дон».
— Когда я вырасту, то стану палеонтологом! — горячо восклицал парнишка. — Бихевиористом, а не каким-нибудь анатомом или ковбоем.
Тут за ним пришли, чтобы отвезти его домой. Его семья оставалась потанцевать. А Мелузина давно уже скрылась — на поиски палатки Хоукингса.
— Рад за тебя, — сказал я и положил руку на плечо своему юному приятелю. — Заходи ко мне, когда получишь образование. Буду счастлив ввести тебя в курс дела.
Парнишка ушел.
Он только что подвергся инициации. Я прекрасно знал, что он сейчас чувствует. Я пережил нечто подобное, стоя перед фреской «Эра рептилий» Заллинджера в музее Пибоди в Нью-Хейвене. Это было еще до начала путешествий во времени, когда изображения динозавров были единственной доступной реальностью. Сейчас я мог бы указать на сотни неточностей на фреске. Но в то далекое пыльно-солнечное утро в Атлантиде моей юности я просто стоял, не сводя глаз с величественных тварей, и душа моя была исполнена предвкушением чуда, пока мать не утащила меня прочь.
Жаль. Филипп был так полон любопытства и энтузиазма. Из него получился бы отличный палеонтолог. Я это видел. Однако ему не придется воплотить свои мечты. У его семьи слишком много для этого денег. Я знал это наверняка: проглядел личные дела персонала станции на ближайшую сотню лет, и его имя нигде не значилось.
Возможно, это была самая малая из тысячи тайн, какие я хранил и какими ни с кем не мог поделиться. И все же мне стало грустно. На мгновение я ощутил груз всех прожитых лет, всех мелких и мелочных компромиссов, всех недостойных целесообразностей. Потом я прошел через воронку времени и вернулся на час назад.
Никем не замеченный, я выскользнул из залы и пошел дожидаться Мелузину.
Поддерживать воронку времени очень дорого. В обычном режиме — когда мы не даем благотворительных банкетов — мы по несколько месяцев кряду проводим в поле. Отсюда — жилой комплекс с его армейскими палатками на платформах и сеткой под током высокого напряжения по периметру, чтобы не пускать внутрь монстров.
Когда Мелузина юркнула в палатку, внутри было темно.
— Дональд?
— Ш-ш-ш.
Приложив палец к ее губам, я притянул Мелузину к себе. Одна моя рука медленно скользнула вниз по ее обнаженной спине, по полоске мятого бархата, а потом снова вверх — и под ее юбку, чтобы сжать элегантный маленький зад. Она подняла голову, и мы стали целоваться глубоко и страстно.
Потом я опрокинул ее на койку, и мы принялись раздевать друг друга. Она с мясом вырвала три пуговицы, срывая с меня рубашку.
Мелузина бесстыдно шумела, за что я был благодарен. В постели она была требовательна и эгоистична, такая всегда даст вам знать, когда ей не нравится то, что вы делаете, и вовсе не постесняется сказать, что следует делать дальше. Она требовала уйму внимания. За что я тоже был благодарен.
Мне нужно было отвлечься.
Потому что, пока я в его палатке спал с женщиной, которую он не желал, Хоукингса убивали где-то на лоне природы. Согласно рабочему отчету за день, какой я напишу позже сегодня вечером и какой получил вчера, его заживо съел старый реке, раздражительный от болей, причиняемых ему опухолью мозга. Гадкая смерть. Мне не хотелось слышать, что там происходит. Я делал все, что мог, чтобы об этом не думать.
