— Я знаю английский и немного французский, — выпалила я.
— Ты что, шутить сюда пришла, девка? — прорычал высокий. Выхватив у меня карточку, он с такой силой толкнул меня руками в грудь, что я упала.
И увидела совсем близко десятки, сотни ног, готовых сокрушить, растоптать меня. Инстинкт спас меня — я покатилась по земле, нырнула под автобус и вылезла с другой стороны.
Я бежала, не останавливаясь, до тех пор, пока не выбралась из квартала ватекни и не оказалась на улицах, по которым ходили нормальные люди. Я так и не увидела, получил ли карточку мой тощий приятель. Впрочем, я надеялась, что ему повезло.
«Требуются исполнители песен» — гласило объявление, висевшее у подножия выходившей прямо на улицу длинной лестницы. Что ж, подумала я, раз на рынке информационных технологий мои знания и умения не нужны, придется поискать другой рынок.
И я стала подниматься по ступенькам. Они привели меня в комнату настолько темную, что я даже не сразу поняла, большая она или маленькая. В воздухе густо пахло табачным дымом, пивом и жареной кукурузой. И мужчинами — их запах я научилась различать довольно отчетливо.
— На вывеске написано — вам нужны певицы, — сказала я в темноту.
— Проходи. — Мужской голос, раздавшийся в ответ, был очень низким, прокуренным, хриплым. Я ощупью двинулась вперед. По мере того как мои глаза привыкали к темноте, я начала различать столы с перевернутыми стульями на них, барную стойку, низкую эстраду в углу. За одним из столиков я разглядела несколько темных фигур и мерцающие огоньки сигарет.
— Что ж, давай попробуем.
— Где? — спросила я.
— Здесь.
Я взобралась на эстраду. Откуда-то из угла ударил мощный луч света, мгновенно ослепивший меня.
— Сними рубаху.
Поколебавшись, я расстегнула пуговицы кофточки, сбросила ее на пол и выпрямилась, прикрывая груди руками. Мужчин я рассмотреть по-прежнему не могла, но чувствовала на себе их жадные, трущобные взгляды.
— Да не стой ты, как христианская девственница, — сказал тот же голос. — Дай нам посмотреть товар.
Я опустила руки. Те несколько секунд, что я стояла на сцене в серебряном свете прожектора, показались мне часами. Наконец я осмелилась спросить:
— Разве вы не хотите послушать, как я пою?
— Ты можешь петь, как ангел, детка, — был ответ, — но если у тебя нет сисек…
Я подобрала с пола кофточку и, просунув руки в рукава, принялась застегивать пуговицы. Одеваясь, я испытывала куда больший стыд, чем когда раздевалась. Потом я осторожно сползла со сцены. Мужчины в темноте смеялись и переговаривались вполголоса. Когда я была уже около двери, хриплый голос снова окликнул меня:
— Как насчет того, чтобы сбегать с поручением, детка?
— С каким?
— Нужно срочно отнести вот эту штуку на соседнюю улицу.
В свете, падавшем из приоткрытой двери, я увидела пальцы, сжимавшие небольшую плотно закупоренную стеклянную пробирку.
— На соседнюю улицу?
— В американское посольство.
— Я знаю, где это, — соврала я.
— Отлично. Отдашь пузырек одному человеку…
— Какому?
— Спроси у охранника на воротах — он знает.
— Но как он поймет, кто я?
— Скажешь ему, что тебя прислал брат Дуст.
— А сколько брат Дуст мне заплатит?
Мужчины снова рассмеялись.
— Достаточно.
— Из рук в руки?
— Другого способа я не знаю.
— Договорились.
— Вот и умница. Эй!..
— Что?
— Разве ты не хочешь узнать, что это такое?
— Разве ты мне скажешь?
— Это фуллерены. Фуллерены из чаго, понятно? Споры чужого мира. Американцы их покупают. Они нужны им, чтобы создавать всякие вещи из… буквально из ничего. Ты что-нибудь поняла?
— Кое-что.
— Ну и хорошо. И последнее…
— Да?
— Ты не должна нести пузырек ни в руках, ни в кармане. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Думаю, что да.
— За сценой есть раздевалки. Можешь зайти туда.
— О’кей. А можно один вопрос?
— Валяй.
— Эти фуллерены из чаго… Что будет, если они вырвутся из флакона там, внутри?
— Можешь думать, что чаго никогда не трогает живую плоть, если так тебе будет спокойнее. Кстати, возьми, тебе будет легче… — В воздухе мелькнул какой-то предмет. Я протянула руку и поймала его на лету. Это оказался тюбик силиконового крема «Знаю тебя».
— Для смазки, — пояснил Дуст.
Прежде чем отправиться в туалетные комнаты, я задала еще один вопрос.
— Скажи, почему ты выбрал меня?
— Потому что для христианской девственницы ты достаточно чернокожа, — непонятно ответил он. — Кстати, имя у тебя есть?
— Меня зовут Тенделео.
Через десять минут я уже шла по городу мимо ооновских пропускных пунктов и застав. Пузырек с фуллеренами мне почти не мешал. У ворот американского посольства стояли двое часовых в белых касках и белых гетрах. Из них я выбрала чернокожего с крепкими белыми зубами.
— Я от брата Дуста, — сказала я.
— Подождите минуточку, — ответил морской пехотинец. Затем он связался с кем-то по переговорному устройству. Уже через минуту ворота посольства отворились, и оттуда вышел невысокий белый мужчина. Короткие волосы у него на голове стояли торчком.
— Идем со мной, — сказал он и повел меня в туалет при караульном помещении, где я заперлась в кабинке и извлекла посылку. В обмен мужчина дал мне игральную карту с портретом одного из американских президентов на «рубашке». Этого президента я знала — его фамилия была Никсон.
— Если хоть раз вернешься без такой карты к своим, — сказал мне американец, — тебя убьют.
Карту с портретом Никсона я отдала брату Дусту. Он сунул мне толстую пачку кенийских шиллингов и велел прийти еще раз во вторник.
Две трети заработанных денег я отдала матери.
— Где ты это взяла? — спросила она, держа деньги в сложенных как для благословения ладонях.
— Заработала, — ответила я с вызовом, думая, что она спросит — как. Но мать так и не задала этого вопроса. На эти деньги она купила одежду для Маленького Яичка и немного сушеных фруктов. А во вторник я снова отправилась в пропахший пивом и табаком клуб на втором этаже, получила новый груз и доставила
