— Это «сфера Бакминстера», схематическое изображение молекулы фуллерена, — объяснила я. — Можно сказать, что это наш герб, символ нашего могущества.
И снова Шан ничего не сказал, просто молча вернул мне посох. Мы тем временем достали наши автоматы, зарядили, проверили и тронулись в путь. В тот день мы шли через заброшенные поля и разрушенные деревни на восток вдоль отрогов гор Нанди. И все это время мы слышали далекий гул вертолетов. Время от времени мы даже видели их сквозь разрывы в плотном покрывале листвы над нашими головами. Вертолеты кружили высоко в небе и напоминали крупных черных москитов. Стариков и женщин рев их турбин пугал; я тоже тревожилась, хотя и не хотела этого показывать. Отозвав проводников в сторону, я сказала:
— Вертолеты нас нагоняют.
Хамид кивнул. Это был тихий двадцати двухлетний парень с черной, как у настоящего эфиопа, кожей, козлиной бородкой и грустными темно-карими глазами. Несмотря на молодость, он успел закончить факультет политологии университета Найроби.
— Но ведь каждый раз мы идем другим путем, — сказал он. — Откуда они узнали, какую тропу мы избрали сегодня?
— Нас кто-то предал, — предположил Меджи.
— Не может быть! Ведь мы выбрали этот маршрут совершенно случайно.
— А если они перекрыли все маршруты? — возразил Меджи.
После полудня мы начали спуск к долине Рифт и границе чаго. Когда мы ступили на старую, все еще скользкую после ночного дождя охотничью тропу, вдоль склона с ревом пронесся боевой вертолет, и мы бросились врассыпную в поисках укрытия. Вертолет развернулся и прошел над нами еще раз — так низко, что я различила, как бликует в лучах солнцезащитный щиток пилотского шлема.
— Они играют с нами в «кошки-мышки», — проворчал Хамид. — На самом деле ничто не мешает им расстрелять нас здесь.
— Но как они нас нашли? Как они следят за нами? — воскликнула Наоми, которая обычно говорила только то, что было совершенно необходимо, и когда это было необходимо.
— Мне кажется, я знаю, — вмешался Шан, прислушивавшийся к нашему разговору. Он спустился, или, точнее, сполз по тропе к нам и встал рядом как раз в тот момент, когда вертолет сделал третий заход, раскачивая вершины деревьев и засыпая нас сорванными с ветвей листьями и сучками.
— Все дело в этом, — сказал Шан, похлопав меня по руке. — Если я смог найти тебя, они и подавно сумеют.
Я закатала рукав. Иудин чип глубоко под кожей как будто даже нагрелся, и запястье пульсировало, словно после укуса ядовитого насекомого.
— Возьми меня за руку, — велела я Шану. — Держи крепче и не выпускай, что бы ни случилось!
Прежде чем он успел что-то возразить, я вытащила нож. Такие вещи нужно делать сразу. Стоит на секунду задуматься, и потом уже никогда не решишься. С другой стороны, и промахиваться нельзя, потому что отважиться на вторую попытку еще труднее.
Взмахнув ножом, я всадила его в руку чуть выше запястья. Короткое движение вниз, поворот клинка, и вот я уже зацепила предательский чип острием. Рывок — и окровавленная микросхема упала на землю.
Было чертовски больно, но кровь сразу остановилась, и рана закрылась.
— Придется мне принять меры, чтобы не потерять тебя снова, — заметил Шан.
Очень тихо и очень осторожно мы снова собрали нашу группу и один за другим стали спускаться по заросшему деревьями склону вниз, в долину, где людей уже нельзя было различить даже с вертолета. Насколько я поняла, боевая машина так и осталась наверху — караулить выброшенный нами чип- шпион.
В эту ночь мы спали под открытым небом, сбившись в кучу, чтобы согреться. А на третий день нашего путешествия мы наконец добрались до Тиндерета, где проходила граница чаго.
Тен вела нас достаточно быстро, словно ей не терпелось поскорее выбраться с кенийской территории. Часов этак с одиннадцати утра мы двигались вверх по отлогому склону могучей горы. В свое время мне доводилось ходить по горам, поэтому для меня в этом не было ничего нового, но детям и женщинам с младенцами на руках приходилось нелегко. Однако когда я окликнул Тен и попросил сделать остановку, ее лицо на мгновение исказила гримаса нетерпения и гнева.
Привал наш оказался очень коротким. Казалось, не успели мы расправить усталые члены, как Тен уже двинулась дальше, и нам волей-неволей пришлось снова подниматься и взваливать на плечи пожитки. Я попытался догнать Тен, но она все ускоряла шаг, так что на подступах к вершине мы почти бежали.
— Шан! — крикнула она мне на ходу. — Скорее! Иди сюда!
И Тен снова припустила к вершине, лавируя между редеющими деревьями. Напрягая остатки сил, я бросился вдогонку, перепрыгивая неглубокие канавы и впадины в земле. Деревья внезапно расступились, и я оказался на гребне горы.
У самых моих ног начинался пологий спуск в зеленую долину, раскинувшуюся под горой. Кое-где внизу еще можно было различить красно-коричневые, серые и желтые пятна заброшенных полей и огородов. Открывшаяся мне перспектива, — а с горы долина просматривалась минимум на пятьдесят километров — искажала, размывала естественные цвета растительности и участков голой земли, вызывая подсознательное желание протереть глаза. Но не успел я поднять руку, как произошло нечто совершенно невероятное. Долина внизу изменилась в одно мгновение, словно по мановению волшебной палочки. Красновато-коричневый марс[33] и охра голой земли заиграли всеми оттенками бордо, прочерченного изломанными, словно молнии, ярко-алыми и белыми линиями. В следующее мгновение картина буквально взорвалась мне в лицо, превратившись в яркий цветной хаос и разлетевшись во все стороны, словно детские игрушки, высыпанные на пестрый китайский ковер. От обилия красок и оттенков заболели глаза и заломило в затылке, словно мозг не в силах был вместить увиденное мною богатство. И все же я продолжал смотреть, стараясь найти в происходящем хоть каплю смысла. Вот из хаоса внизу поднялась стена глубокого красного цвета. Высотой почти в гору, на которой я стоял, она была не сплошной, а состояла из титанических колонн или, точнее, гигантских древесных стволов. Должно быть, деревья были действительно огромными, если я смог разглядеть их даже с такого расстояния. На моих глазах они выбросили ветки и оделись густой ярко-малиновой листвой, накрывшей долину, словно кружевное одеяло. Чуть дальше этот удивительный полог представлял собой совершенно невообразимую смесь самых разных оттенков зеленого — от бледно-салатового до темно-бутылочного, и из него выступало несколько высоких холмов-останцов наподобие Башни Дьявола в Вайоминге или потухших вулканов Пью ди Доум, но, в отличие от них, эти возвышенности блестели на солнце, точно стеклянные. Еще дальше земля, словно шкура тигра, была покрыта темно-коричневыми и светло-желтыми полосами, и над ней вздымались молочно-белые образования, напоминающие накренившиеся айсберги. Что творилось за ними, я уже не мог разглядеть отчетливо; совершенно ясно было одно — безумное буйство неземных красок тянулось до самого горизонта и, возможно, даже дальше.
Не знаю, сколько времени я стоял так, словно завороженный глядя на чаго. Я утратил всякое представление о времени. В какой-то момент я осознал, что Тен находится совсем рядом, но она не заговаривала со мной и не торопила. Она-то отлично знала, что чаго принадлежит к разряду вещей, которые нужно сначала увидеть, почувствовать, и только потом можно попытаться как-то объяснить. Один за другим к нам присоединялись остальные члены группы. Вскоре уже все мы стояли, выстроившись в ряд на вершине горы, и в благоговейном молчании смотрели на наш новый дом.
А потом мы начали спускаться в долину.
Через полчаса Меджи, шедший впереди, знаком велел нам остановиться.
— Что там такое? — спросил я у Тен. Прежде чем ответить, она прикоснулась кончиками пальцев к своему коммуникатору. От него тотчас же отделилось еще одно гибкое щупальце. Выгнувшись, словно половинка яичной скорлупы, живой пластик прижался к ее правому глазу.
— Ничего хорошего, — сказала Тен. — Над Мененгаи виден дым.
— Мененгаи?
— Так называется поселок, куда мы идем. Меджи пытается вызвать его жителей по радио.
