Хозяин должен быть главным. Он должен решать, что собаке делать в тот или другой момент. И собаке придется это признать, иначе никакого обучения не получится.
Света вздохнула и, поднявшись с дивана, обняла Ларку за плечи.
– Пойми ты, вот это вот шлепанье мягким ошейником по шее для щенка не больно. Обидно – это да. Поэтому они и верещат так на занятиях.
Ларка орать прекратила, но все равно упрямо мотала головой. Никакие доводы не могли ее сейчас убедить в том, что инструктор действует правильно. Ну или по крайней мере допустимо.
– Мне Лизу жалко, – прошептала она и смахнула слезу. – Она же такая маленькая, а я ее за шею.
– Ничего с твоей Лизой не сделается, поверь. А немножко дисциплины ей только на пользу пойдет. Ты ее совсем разбаловала. Вот почему она у тебя в кресле валяется, например?
– Там мягче.
Света возмущенно всплеснула руками и повернулась ко мне, ища поддержки.
А что я могу сделать? Ларка в своей драгоценной Лизе души не чает. Я не удивлюсь, если та скоро на кровати будет спать, а сама Лариска в прихожей на коврике.
– Лариса, она собака! Со-ба-ка. Ей не надо мягче и удобнее. В собачьих стаях на возвышении спит вожак. И у вас должно быть то же самое. Ты главная, значит ты сидишь в кресле и на диване. А ее место на полу. Сегодня ты разрешаешь ей на кровати валяться, завтра не трогаешь, когда она ест, а послезавтра побежишь в больницу с покусами. Это очень серьезно, я тебе уже сто раз говорила.
– Но мне ее жалко. Она так смотрит.
«Почти как человек» – вспомнилось мне совсем некстати. Перспектива, нарисованная Светланой пугала.
– Ну-ка, брысь отсюда, – я подтолкнула Лизу под мягкую попу с кресла.
Она посмотрела на меня недовольно, но все же спрыгнула на пол и улеглась рядом.
Света одобрительно кивнула головой и постановила:
– Значит так. На занятия ходите как миленькие. И чтобы я вот этих вот стенаний больше не слышала. Вам обеим это только на пользу будет. Собака научится команды выполнять, а хозяйка с собакой правильно обращаться.
– А то пристрелит кто-нибудь твою Лизу, как Джоника, вот тогда будешь знать, – поддакнула я.
Ларка взглянула на нас почти с ненавистью, сгребла Лизу в охапку и принялась целовать в лохматую морду.
Та повырывалась немного, но скоро смирилась со своей участью и замерла, смешно растопырив лапы.
Номер, который высветился на телефоне, был мне незнаком. Посомневавшись немного, я решила все-таки ответить.
Звонила Лида Новикова. Откуда, интересно, у нее мой телефон?
– Так ты же мне сама его дала, – удивилась она. – Сказала звонить, если что-нибудь интересное вспомню.
– А ты вспомнила?
Когда это я успела дать ей свой номер? Может, Лидочка меня загипнотизировала и выманила его? Не могла же я в здравом рассудке захотеть еще разок пережить поток Лидочкиной болтовни. Но так или иначе, мой номер у нее был. И сейчас она звонила, чтобы сообщить мне что-то невероятно важное.
– Так что ты вспомнила?
– Я не вспомнила. У меня новости.
– Какие?
– Ольга сегодня заходила.
– И?
Почему сегодня из нее все приходится вытягивать клещами? Может, Лидочке необходимо видеть собеседника, а общение по телефону сильно тормозит ее речевой аппарат?
– Она к Юркиным родителям приходила. Ты представь, эта балда отказ от наследства подписала.
А вот это было уже интересно. Постепенно, задавая наводящие вопросы и понукая Лиду ежеминутно, удалось узнать все в подробностях.
Ольга Кузнецова сама на наследство, оставшееся после смерти бывшего мужа претендовать не могла. Брак их был расторгнут официально, а завещания, в котором бы упоминалась бывшая подруга жизни, Юра не оставил. Он вообще никакого завещания не оставил. Не собирался он умирать в ближайшее время. Да и вообще, в нашей стране это не особенно принято, мы все больше на закон полагаемся, а зря. Тут пришлось Лиду прервать иначе она бы еще долго рассуждала о несовершенстве отечественного наследственного законодательства. Она и так уже начала рассказывать в качестве примера историю своей тетки, которая лет десять судилась с родственниками из-за доставшейся ей в наследство деревенской развалюхи.
После Юрия Кузнецова осталась совсем не развалюха, а хорошая двухкомнатная квартира в новом районе. А кроме того машина, тоже не дешевая, деньги на счетах в двух банках и немецкая овчарка Райс, на которую уже имелся покупатель. Все вместе это тянуло на кругленькую сумму.
Сама Ольга, как уже было сказано, на наследство претендовать не могла. А вот ее дочь Ксения Юрьевна Кузнецова, шести лет от роду – вполне. Потому что являлась наследницей первой очереди наравне со своими бабушкой и дедушкой, родителями покойного. Других наследников не было. А значит, Ксюша могла претендовать на третью часть стоимости квартиры, машины и замечательной собаки. Вернее, не сама Ксюша, а Ольга, как законный представитель несовершеннолетней наследницы. Вот этот-то факт и не давал покоя родителям-Кузнецовым. В своей непонятной ненависти к бывшей невестке они начисто забывали о внучке и ее правах. Самое главное для них было – не допустить, чтобы Ольга получила хоть что-то. Никаких активных действий они пока не предпринимали, но разговоры на эту тему вели, жаловались каждому, кто готов был слушать, на невесткино коварство.
Ольга появилась совершенно неожиданно. Ругаться и требовать свою долю она не стала. Мало того, она принесла нотариально заверенный отказ от Ксюшиной доли наследства, чем вызвала еще большие подозрения в своих подлых намерениях. Ведь нормальный человек от денег отказываться не должен. По крайней мере добровольно.
– Лида, зачем она это сделала?
– Я тоже удивилась, как такой дурой можно быть. А она сказала, что ей от них ничего не надо, пусть подавятся. И вообще, она же уезжает послезавтра. Странная такая. Как будто в Америке деньги не нужны. Приехала бы через полгодика, получила свою долю, перевела все в баксы. С деньгами-то в любой стране лучше, чем с пустым карманом. А она знай только твердит, что ничего ей от них не нужно. А я бы, знаешь, на ее месте нарочно не подписывала никакого отказа. Вот за то, что они не хотели ей помочь, когда Юрка не хотел подписывать, и не стала бы. Пусть почувствуют, каково это.
Разговор с Лидой не выходил из головы. Вроде и ничего особенного. Обычные житейские подробности. Разве что, Ольгу Кузнецову можно теперь окончательно вычеркнуть из списка подозреваемых. Ведь единственной возможной причиной убить бывшего мужа в ее случае было вот это самое наследство, от которого она добровольно отказалась.
А может, она отказалась как раз потому, что испугалась разоблачения? Решила всех запутать. Конечно, в этом случае убийство теряет всякий смысл. Но, если Ольга почувствовала, что ее подозревают, тогда могла наплевать и на смысл, и на выгоду. Ведь главное-то остаться на свободе. Если ее посадят, она все равно никаких денег не получит. Да и в Америку тогда ей путь заказан, а туда ей очень хочется.
И все равно какая-то мысль не давала покоя, свербила в голове, вытаскивая из памяти то одну, то другую фразу из разговора с Лидочкой. Что-то она сказала такое, что меня сразу не насторожило, а потом вспомнилось и теперь вот не дает покоя.
Что же это была за фраза? Ольга уезжает послезавтра. Ну и что в этом такого? Я и раньше об этом знала. Ольга отказалась от наследства. Странно, конечно, и глупо. Но это ее дело, в конце концов. Не знаю, как бы я поступила на ее месте. Если честно, вряд ли стала бы играть в благородство и отказываться от денег, которые сами плывут в руки. Да так сделал бы любой на ее месте.
Ольгин поступок выглядит странным, но не более того. Мало ли, какие у кого чудачества. А ведь могла бы поехать в свою Америку с деньгами, права Лидочка. Она бы тоже не стала от наследства отказываться. Сама же сказала, что ни за что не стала бы отказ подписывать, хотя бы ради того, чтобы отомстить
