все время шевелишь левой рукой, которая у тебя будто бы в параличе?
— И то правда, — заметил сконфуженный Надод.
— Если бы я был шпион, мне бы не о чем было с тобой говорить, и я бы ушел. Но я останусь, чтобы исполнить данное мне поручение.
Неизвестный вытащил из-под рясы какой-то сверток и пояснил:
— Тут все нужное для побега. Спрячь под постель. И запомни то, что я тебе сейчас скажу. «Грабителям морей» нужен человек твоего закала. Хочешь командовать людьми, которые будут исполнять любое твое приказание, переносить всякую пытку, не выдавая своих братьев, и с улыбкой всходить на эшафот?
— О! С такими людьми я переверну весь мир!
— В таком случае, как только освободишься, поезжай в Англию, в город Чичестер, спроси там нотариуса Пеггама и скажи ему: «Я тот, кого ждут»…
И, не меняя тона, мнимый пастор вдруг прибавил без всякого перехода:
— Да будет с тобою мир, сын мой!
Бандит слегка повернул голову и понял: дверь в это время отворилась, и посетителю снова пришлось взяться за роль пастора.
Вошедший сторож объявил, что срок, назначенный для свидания, прошел. Пастор встал и простился с «умирающим».
— Ночи не проживет, — тихо произнес он в дверях и сокрушенно вздохнул.
XII
ПРЕДСКАЗАНИЕ МНИМОГО ПАСТОРА оправдалось: Надод действительно не прожил этой ночи в тюрьме.
По тюремным правилам освещать камеры полагалось только от семи до десяти часов вечера, а между тем зимой в шесть часов бывает уже совсем темно. Сторожа на минуту вышли зачем-то из камеры, и Надод этим воспользовался и развернул принесенный ему «пастором» сверток.
В свертке оказались бритва и костюм сестры милосердия.
— Вот оно, оружие о двух концах! — произнес бандит, улыбаясь зловещей улыбкой.
Сначала он подумал воспользоваться сном сторожей, перерезать им обоим горло и убежать, но вспомнил, что ему придется идти через гауптвахту, а уж там его, конечно, не пропустили бы. Тогда Надод придумал другой способ, который и удался благодаря своей крайней дерзости.
Быстро обрив себе бороду, он, пока не пришли сторожа, надел платье сестры милосердия, затем сделал чучело, которое положил вместо себя на постель, а сам встал на колени, как будто на молитву.
В камере было темно настолько, что обман не бросался в глаза.
— Вот тебе раз! — сказали в один голос оба сторожа, как только вернулись. — Сюда кто-то пришел!..
Они подошли ближе и увидели одну из сестер общины милосердия.
— Кто вас сюда пропустил, мать честная? — с удивлением спросил один из сторожей.
Они уже привыкли к посещению сестер милосердия, этих достойных, уважаемых женщин и девиц.
Надод отвечал самым тихим шепотом, чтобы лучше изменить свой голос:
— Сам господин директор по рекомендации того пастора, который навещая узника. Господин пастор полагает, что я могу усладить последние минуты несчастного, но только узник принял меня дурно, с разным богохульством и, отвернувшись к стене, объявил, что не станет мне отвечать ни слова, ибо ни в каких моих заботах не нуждается.
— Как он сказал, так и сделает, матушка, — подтвердил сторож. — Я уверен, что вы знаете, к кому вас прислали?
— Нет, — чуть слышно прозвучал робкий голос сестры милосердия.
— Это знаменитый разбойник и убийца Надод Красноглазый, — продолжал особенно значительным тоном сторож. — Он уже двадцать один раз убегал из острогов и тюрем и, когда его привели сюда, насмешливо сказал нам: «Менее чем через месяц я убегу отсюда, и это будет мой
— На его хвастовство, — вмешался другой сторож, — мы ответили ему тогда же, что, во всяком случае, он не уйдет отсюда живой. Знаете, сестра, таких разбойников, как Надод, нельзя запереть ни на какой замок. Одно средство устеречь их, — это не спускать с них глаз ни на одну минуту.
— Я полагаю, что мне здесь совершенно нечего делать, — проговорила сестра милосердия. — Мое присутствие неприятно ему.
— Мы то же самое думаем, — согласился с ней первый сторож, — потому что вы от него ничего не добьетесь. Раз он поклялся, он уж ни слова не произнесет. Ступайте с Богом. Один из нас проводит вас, так как вам непременно нужно будет пройти через гауптвахту. Да, нелегко отсюда выбраться узнику… Еще ни один из них не выходил отсюда иначе, как в деревянном ящике. — Эти последние слова были сказаны с грубым смехом. — Ступайте, сестра, я вас провожу, а Иогансон останется здесь.
Услышав эти слова, Надод с облегчением перевел дух. Во время разговора у него на лбу выступили капли холодного пота. Ночь между тем надвигалась, становилось все темнее и темнее. Вздумай кто-нибудь случайно зажечь лампы на четверть часа раньше — и он бы погиб.
Степенно, неторопливо сторож выбрал из связки большой ключ, отпер дверь и пропустил «сестру милосердия» вперед…
— Как есть ни зги не видно! — проворчал он с досадой. — Вот бы им зажечь лампы!.. Все эта экономия… Дайте мне вашу руку, сестра, я вас поведу.
— Нет, благодарю вас, я вижу достаточно хорошо, — отказался от его предложения Надод с редким присутствием духа.
Протяни только он сторожу свою мощную длань — и его тотчас бы узнали.
— Ну, как угодно, — равнодушно заметил сторож.
Он шел по коридору, насвистывая какой-то мотив. Надод шел сзади, стараясь ступать как можно тише.
Через каждые десять метров сторож отпирал железную дверь, потом каждая из них захлопывалась с зловещим глухим стуком. К счастью, никто не попадался навстречу, большинство служащих при тюрьме в это время обедали, иначе Надод и сторож непременно бы наткнулись на кого-нибудь из надзирателей, которые часто прохаживались по коридорам с фонарем в руке.
Вдруг Надод почувствовал, что холодеет от ужаса. Он вспомнил, что по тюремным правилам всякий посетитель должен пройти через канцелярию, где при входе и выходе удостоверялась его личность. Канцелярия была, конечно, хорошо освещена, и Надода узнают там непременно.
Как и везде, между служащими в тюрьме и чиновниками канцелярии существовала глубокая вражда. Как будут рады эти чернильные души подцепить сторожа, так наивно готовившегося выпустить на свободу одного из заключенных — и кого же? — Надода Красноглазого, самого страшного бандита! О, тогда такая поднимется кутерьма…
Все это разом промелькнуло в голове Надода, и он уже подумывал о том, не лучше ли во избежание скандала открыться сторожу, который преспокойно отведет его обратно в камеру и даже будет ему очень благодарен за избавление от неприятности. Из чувства признательности сторож, быть может, сам потом поможет ему убежать…
В ушах Надода заранее звучали хохот и глумление, которые, конечно, не замедлил бы поднять сонм торжествующих чиновников.
Да, нечего делать, нужно этот скандал предупредить.
