флагом, и никто не узнает, кто я такой на самом деле.
Пират произнес эти последние слова с какой-то странной улыбкой, смысла которой не понял никто.
— Браво, капитан! — вскричал с юношеским пылом герцог. — Это будет уже третья морская битва за честь герцогства Норландского. Датчане и голландцы кое-что помнят об этом…
Олаф и Эдмунд, радуясь случаю померяться силами с англичанами, горячо пожали Ингольфу руку.
— Если мы их победим, — сказал старый герцог на ухо Анкарстрему, — это будет очень хорошо для наших планов.
— В Швеции и Норвегии это вызовет всеобщий восторг, — отозвался Анкарстрем. — Тогда нет никакого сомнения, что сейм выберет в короли Эдмунда.
Эти слова были сказаны так тихо, что их расслышал только Харальд, и лицо его озарилось улыбкой радости и гордости.
XV
БЫЛО РЕШЕНО, ЕСЛИ АНГЛИЧАНЕ НЕ уйдут, сразиться с ними в розольфских водах, под защитой небольшого укрепления на мысе. Присланный Нюстеном матрос ушел, унося ультиматум герцога англичанам и приказ начальнику караула. После этого все разошлись по своим комнатам, а Ингольф вернулся к себе на свой бриг. Олаф и Эдмунд выпросили у отца, чтобы их новому другу было вверено общее командование над эскадрой, так как он был тут всех опытнее, потому что участвовал в настоящей, большой войне.
Возвратясь на свой бриг, Ингольф на палубе был встречен Надодом, который ждал его с нетерпением. Красноглазый тоже собирался дать битву всему благородному и великодушному в Ингольфе, и не был при этом уверен в победе. А между тем победы он жаждал всей своей преступной душой, чтобы утолить свою ненависть к Бьёрнам. Другой же такой возможности больше уже могло и не представиться. Вместе с тем Надод в случае успеха предприятия получал и прощение за все свои преступления, а с этой амнистией и с миллионами, награбленными в Розольфсе, негодяй рассчитывал вновь появиться в обществе, высоко держа свою преступную голову, над которой давно был занесен топор палача. В случае неудачи Надод решился хладнокровнейшим образом убить Ингольфа и, приписав его смерть розольфцам, воззвать к матросам брига о страшной мести обитателям замка.
Настала одна из прекраснейших полярных ночей. На небе засияли мириады звезд, отражаясь золотой пылью в темных водах фиорда. Теплый ветер, пропитанный острым ароматом моря, тихо колебал высокую траву скога, в которой стоял смутный сонный гул уснувшей природы — жужжание насекомых, шелест листьев, ропот ручейков среди мха, а в ветвях трепетнолистной осины заливался северный соловей, прерываемый по временам громким, нескладным кваканьем болотных лягушек.
Вдруг по всем окрестностям замка громко прокатился рокот норвежской военной трубы, созывавшей всех розольфских моряков, рыбаков и вассалов на защиту замка.
Надод не понимал значения этих звуков, но тем не менее сердце у него сжалось от недоброго предчувствия. Он и без того уже был встревожен тем, что Ингольф слишком долго, по его мнению, не возвращается.
Но вот на берегу раздались чьи-то быстрые шаги. От пристани отделилась шлюпка и направилась к бригу… Это возвращался капитан.
— Я запоздал, — сказал Ингольф своему товарищу, вступив на палубу, — но там, в замке, случилось важное происшествие. Пойдем ко мне в каюту, я тебе все расскажу. Эй, господин Альтенс! — позвал он мимоходом своего помощника.
— Я здесь, мой командир.
— Всех людей — на места, да втихомолку приготовьте все к сражению.
— Слушаю, мой командир, — совершенно невозмутимо отвечал Альтенс.
В сопровождении Надода Ингольф вошел в свою каюту. Закрыв за собой дверь, пират предложил Надоду стул и сел сам.
— Я хотел с тобой давеча поговорить об одном осложнении. С тех пор дела еще больше ухудшились, предупреждаю тебя.
У Надода перекосилось все лицо, но он ничего не сказал.
Ингольф продолжал:
— Мне кажется, что нам придется отказаться от нашей экспедиции.
Надод все молчал, только огромная волосатая рука его судорожно сжималась.
— Само собой разумеется, что я тут ни при чем, — флегматично говорил капитан, — и что твои замыслы, вероятно, отчасти сделались известными там…
Он не мог продолжать. До сих пор Надод сдерживался, но тут вся его злость прорвалась наружу.
— Очумел ты, что ли, чертов сын? Настоящий ты Вельзевул после этого… Что ты тянешь из меня душу, отчего не скажешь разом, что такое случилось?
Ингольф встал, покраснев от гнева.
— Еще одно слово, и я тебя задушу, — произнес он голосом, в котором звучала холодная решимость.
Надод отскочил и выхватил из кармана пистолет.
— А! Так вот ты как! — вскричал Ингольф и ударом ноги очень ловко вышиб из рук Красноглазого пистолет, который отлетел прочь шагов на десять.
Обезумев от ярости, Надод бросился на капитана, пытаясь ухватить его за горло, но тот сам схватил его за шиворот и за талию, приподнял его с полу, как ребенка, и крикнул:
— Нет, уж это слишком, негодяй! Я тебе этого не спущу и разобью тебя о стену!
Он приподнял Надода еще выше и размахнулся, чтобы исполнить свою угрозу, но тут преступник взмолился жалобным голосом:
— Сжалься, Ингольф, пощади! Если б ты знал, как мне было тяжело услыхать, что мои планы рушатся!
К счастью для этого негодяя, Ингольф был отходчив. Он сейчас же укротился и выпустил Надода.
— Пошел!.. Ты мне просто противен, да и сам я себе противен не меньше, — проговорил капитан печальным голосом. — Два таких бандита, как мы, не могут объясняться между собой как люди… Я, было, и забыл об этом…
Красноглазый был смущен и молчал. Ингольф сидел, низко опустив на грудь голову, и тоже молчал. Наконец он как бы сжалился над Надодом и сказал:
— Раз тебе хочется узнать все поскорее, так знай, что, когда сыновья герцога Норландского пригласили меня в гости, я хотел было отказаться, но в это время вахта заметила на горизонте английскую эскадру. Выйти в море нам нельзя было, поэтому я решил укрыться дня на три или четыре в фиорде… Но уж не знаю, почему — эти ли молодцы, усомнившись в нас, пригласили эскадру или англичане сами нас выследили, но только семь военных кораблей явились в фиорд и стали у входа. Их остановила лишь протянутая вовремя заграждающая цепь. Взбешенный герцог Норландский потребовал, чтобы англичане ушли из фиорда, грозя в противном случае принудить их к тому силой, и завтра у нас будет битва, так как я, разумеется, не мог предоставить розольфцам справляться с англичанами одними своими силами, которых слишком мало, и предложил свою помощь. Разумеется, я должен же был отплатить гостеприимным хозяевам замка за их любезность и за то, что им придется сражаться из-за меня. Когда же англичане уйдут,
