после этого отряды контрреволюционеров.
5 июля. «В Афганистан по официальной просьбе Хафизуллы Амина для обучения его личной гвардии прилетела первая группа сотрудников КГБ, получившая название «Зенит», — свидетельствует генерал Ю. Дроздов. — Во главе группы стоял руководитель КУОС полковник Г. Бояринов, опытный разведчик- диверсант, почти два десятка лет отдавший преподавательской и научной работе в области партизанской и разведывательно-диверсионной деятельности. Основной задачей «Зенита» была разведка города, государственных и правительственных зданий, объектов спецслужб, армейских штабов и казарм, системы их охраны. Отрабатывались также маршруты на случай эвакуации советских дипломатов.
Кроме того, «Зениту» поставили задачу предоставить советскому руководству объективную информацию о событиях, происходящих в Афганистане, поскольку из Кабула в Москву в ту пору по различным каналам шли противоречивые сведения».[167]
«Мы — это отряд специального назначения КГБ СССР под кодовым названием «Зенит»: тридцать восемь офицеров, тридцать восемь молодых и здоровых бойцов, прошедших парашютно-десантную, минно-взрывную и специальную оперативную подготовку, — пишет в своих мемуарах В. Н. Курилов, один из тридцати восьми. — Каждый из нас владел одним или двумя иностранными языками, приемами рукопашного боя, холодным и огнестрельным оружием, имел опыт контрразведывательной и разведывательной деятельности. Мы были обучены в автономном режиме вести поиск и осуществлять дерзкие силовые акции на вражеской территории. Мы были готовы выполнить любой приказ и жаждали на деле испытать приобретенные навыки.
…Наша ближайшая задача — круглосуточная охрана и оборона территории посольства, изучение обстановки, рекогносцировка на местности».[168]
7 июля. Из Ферганы в Баграм перебрасывают 368 солдат и офицеров парашютно-десантного батальона ВДВ СССР. Они одеты в униформу младшего технического персонала аэродрома Баграм. У комбата — погоны старшины. У остальных офицеров — сержантские погоны с желтыми лычками. У настоящих сержантов — красные лычки на погонах. Операцией по переброске на территорию Афганистана первых советских десантников руководил заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант H.H. Гуськов.
9 июля. В. М. Тараки в беседе с совпослом «выражает удовлетворение прибытием в Баграм советской спецгруппы», заметив при этом, что «хотел бы посоветоваться с советскими товарищами о мерах по усилению охраны границы».
Свое отношение к Обращению Политбюро ЦК КПСС генсек НДПА никак не выразил.
11 июля. Представитель КГБ в Кабуле Б. С. Иванов докладывает в Центр о предложении Н. М. Тараки скрытно дислоцировать в Кабуле несколько советских спецназовских групп до батальона каждая на случай внезапного обострения обстановки в столице.
12 июля. Совпосол, представитель КГБ и Главный военный советник в ДРА совместно направляют в Центр с пометкой «срочно» информацию о том, что «руководство ДРА серьезно готовится к новым столкновениям с контрреволюцией, однако в значительной мере рассчитывает в случае возникновения кризисной ситуации на прямую помощь СССР». Со своей стороны все три подписанта предлагают «рассмотреть вопрос о направлении звена (отряда) советских вертолетов на базу ВВС ДРА в Шиндандэ с тем, чтобы наладить срочную подготовку афганских вертолетных экипажей. Это вертолетное подразделение могло бы также вести воздушную разведку вдоль границы с Ираном».
К середине июля — тенденция к внутриполитической напряженности в ДРА продолжала нарастать. Мусульманская оппозиция успешно действовала против НДПА, установив полный контроль в провинциях Панджшир, Нарван, Вардак, Фарьяб, Лагман и Бадахшан. В провинции Пактия при попытке мятежников захватить провинциальный центр — г. Гардез, погибли два советских военных советника.
17 июля. В Кабул прилетает Секретарь ЦК КПСС Б. Н. Пономарев для переговоров с руководством НДПА.
19 июля. Он докладывает на Старую площадь о первых беседах с Н. М. Тараки и X. Амином. «Тараки, а также Амин, — говорилось в его шифровке, — неоднократно возвращались к вопросу о расширении советского военного присутствия в стране. Ставился вопрос о вводе примерно двух дивизий в ДРА в случае чрезвычайных обстоятельств «по просьбе законного правительства Афганистана».
Обсудив очередную просьбу афганцев о вводе войск, шурави заявили, что «Советский Союз на это пойти не может».
20 июля. Посланец Старой площади спешит сообщить своим коллегам о том, что и на второй беседе генсек НДПА неоднократно возвращался к вопросу об усилении советского военного присутствия в ДРА, мотивируя это тем, что в критической ситуации высадка советской воздушно-десантной дивизии в Кабуле сыграет решающую роль в разгроме контрреволюции. И вновь генсеку НДПА было сказано, что Москва не может пойти на такой шаг.
А вот как визит Секретаря ЦК КПСС в Кабул отложился в памяти «зенитовца» В. Курилова:
«Из Центра пришла шифровка о том, что наш Отряд должен обеспечить безопасность вылетающего в Кабул из Москвы одного из наших видных политических деятелей, — пишет он в своих мемуарах. — По нашему разумению, он ехал сюда, чтобы разобраться, все-таки кто же лучше: Тараки или Амин, на кого делать ставку, с кем идти дальше. Уже тогда вопрос с Амином стоял достаточно остро. Умный, фантастически работоспособный, жестокий и вероломный, Амин явно превосходил по своим деловым качествам своего «учителя» Тараки. Он мог быть хорошим другом для нас (если бы мы вели себя по- умному), но мог быть и большим врагом. Амин нутром чувствовал слабых, не способных защититься, и запросто подавлял их либо морально, либо физически…
Так что надо было решать, с кем нам дружить дальше.
Встреча и беседа нашего видного политического деятеля с Амином должна была состояться в резиденции нашего посла. Мы обеспечивали безопасность этой встречи: враг не дремлет, вооруженная оппозиции набирает силы, возможны попытки нападения, совершения террористического акта и прочее. Мы тщательно обследовали еще раз территорию, с внешней стороны прилегающую к забору резиденции посла. Определили наиболее опасные направления возможного появления противника. Составили план защиты подступов, короче говоря, распланировали и рассчитали все, что только можно было.
Встреча и беседа нашего важного политического деятеля с товарищем Амином прошла успешно и без всяких неприятностей. Умный и хлесткий, с математическим складом ума Амин, будучи, к тому же, восточным человеком, совершенно точно знал, как надо производить хорошее впечатление на человека из Москвы. Знал об этом, видимо, и наш посол.
Ранним утром следующего дня мы, обливаясь потом, перетаскивали в грузовик сильно пополнившийся багаж посланца Партии и Правительства, с которым он вылетал домой: картонные коробки с аудио- и видеотехникой, ящики с изюмом и орехами, какие-то тяжелые свертки, похожие на свернутые ковры, и прочее, прочее, прочее… Багаж сопроводили в аэропорт и погрузили на самолет.
…Скрылся в пронзительно голубом и бездонном кабульском небе, улетел на север, в Москву самолет с «охраняемым лицом», а мы остались.
…Между тем, с очередным рейсом к нам из Союза прилетело небольшое пополнение. Среди прибывших было несколько ребят, которых я помнил еще по учебе в ВКШ. Они раньше меня заканчивали КУОС, и сейчас их как резервистов выдернули для пополнения нашего Отряда. А кроме того, нам прислали несколько переводчиков, знающих местный язык
21 июля. Совпосол приглашен к X. Амину, который по поручению Н. М. Тараки высказывает просьбу о срочной поставке для ВВС ДРА 8–10 боевых вертолетов с советскими экипажами. Совпосол повторяет высказанную Б. Н. Пономаревым позицию о неприемлемости для Москвы такого шага.
Одновременно совпосол информирует Центр о том, что, рассказывая о текущей обстановке в стране, X. Амин посетовал на то, что «не имеет полномочий, руководить военными делами и что Тараки, который сосредоточил в своих руках все руководство, не может в достаточной степени контролировать исполнение приказов». На это совпосол заметил, что «по опыту Великой Отечественной войны возможно создание чрезвычайной группы из пяти-шести человек, включая Амина, министра обороны, начальника Генштаба, министра внутренних дел и начальника царандоя, госбезопасности для оперативного руководства. Нужно
