– Чего ты? – не понял второй охранник.
– Туфли. Она могла увидеть их.
Второй охранник расмеялся.
– Ну ты, братан, даешь. Да мало ли чьи эти туфли? Да она и внимания на них не обратила. Успокойся. Ей бы пожрать, чего-нибудь дали. Тоже мне, – сказал второй охранник с укором. – Нашел о чем беспокоиться. Только ей до этих туфлей.
Первый охранник поднял туфли, подержал их в руке и зашвырнул в угол. В его взгляде было столько подозрительного, что второй охранник отвернулся.
– Не скажи. Если это была ментовская подстава, то она, могла обратить на них внимания. И чутье у них у всех, как у хороших собак.
– Ну, могла, могла. Только с чего ты взял, что это подстава? – не сдержавшись, накинулся второй охранник на первого.
– Предчувствие, – коротко ответил первый. А второй съязвил на это:
– Засунь свое предчувствие куда подальше. Если так бздишь, давай, откроем дверь, послушаем.
Они тихонько открыли дверь. Первый охранник остался возле порога, а второй шагнул на несколько ступенек наверх, прислушался. Но потом махнул рукой и вернулся. Закрыв дверь, сказал раздраженно:
– Хрен ты мамин! Устроил тут переполох. А бомжиха вон стоит этажом выше. Тряпье ей там какое-то дают. Иди посмотри, если хошь.
– Ладно. Пусть будет по твоему. Только, если что, отвечать ты будешь. Дверь ты открывал?
– Ну?
– Будет тебе ну, если эта рвань ментов привед!
Глава 20
Около семи вечера, дежуривший на входе сержант, позвонил Федору и сказал, что к нему пытается прорваться какая-то бомжиха. Услышав это, майор бросил трубку, сам сбегал вниз и привел Тамарку к себе.
Грек с Ваняшиным сидели тут же. Тоже ждали ее возвращения.
Сбросив сумку, которая за время обхода изрядно потяжелела, Тамарка устало плюхнулась на стул, махая на лицо носовым платком.
– Жара-то какая на улице. У меня прямо кожа с лица сползает от этого крема. Говорить не могу, так пить хочу, – начала капризничать Тамарка, поглядев на бутылку вина и облизнув сухие губы.
Федор схватил бутылку с шампанским, откупорил и наполнил Тамарке стакан пузырящейся жидкости.
– На. Пей, – подал он стакан Тамарке, который та лихо опрокинула в себя. Грек только покачал головой. Его Туманов так не угощает.
– Во, как вжилась в образ. Может, и мне плеснешь?За компанию с ней, – попросил он, на что получил отказ от майора.
– Обойдешься, – сказал Туманов и налил Тамарке второй стакан.
Грек с Ваняшиным облизнулись, наблюдая, как бомжиха лихо расправилась и со вторым стаканом. Потом икнула, поморщившись, когда газы ударили в нос, а потом сказала:
– Она там.
Грек с Ваняшиным только хотели чего-то спросить, как Федор прикрикнул на них, потребовав тишины:
– Тише вы!
Хотя никто и не шумел. Усатый капитан только чуть скрипнул стулом, на котором сидел.
– В прихожей возле шкафа, я видела красные туфли на высоком каблуке. Размер, примерно, тридцать седьмой. Ее? – сказала Тамарка.
– Ее, – кивнул Федор и пошарил рукой по столу, где лежала пачка сигарет. Пачка уже оказалась в руках у Грека, и тот достал из нее пару сигарет. Одну вложил в рот себе, другую протянул майору.
Федор схватил сигарету, закурил, и, выпустив струйку дыма, сказал:
– Это ее туфли. Утром она в них ушла на работу.
– Ну, вот, – довольная собой, продолжила Тамарка. – А перед этим я разговорилась с одной старухой. Она на первом этаже живет. Одинокая она. Так она меня напоила чаем и кое-что порассказала. Она видела, как пару дней назад ихний сосед с шестого этажа вылез вечером из машины. И двое парней с ним были. Они вели под руки девушку. Та не то пьяная была. Старуха не поняла толком. Говорит, девушка вырывалась вроде. Потому что на лестнице она слышала шум. Лифт у них в доме не работает. Пока до шестого этажа дошлепаешь, без ног останешься.
– Ты, смотри-ка, не обманул, – сказал Федор, припоминая недавний звонок. Незнакомый ему человек сказал, где бандиты держат Дашу. С чего бы такая трогательная забота?
– Кто-то, Николаич, тоже на тебя виды имеет, – заметил по поводу заботы Грек. А Ваняшин добавил:
– Как на хорошую бабу. Приглянулись вы кому-то, товарищ майор.
Федор на это промолчал, потом спросил у Тамарки:
– Ну, а насчет охраны как? Чего удалось выяснить?
Тамарка уже немного успела захмелеть, взяла бутылку и налила еще стакан вина.
– Никак жажду не утолю, – объяснила она, а потом ответила на вопрос Туманова: – Я видела двоих. Оба такие высокие, вот как вы, Федор Николаевич. Здоровые такие. Один, ничего парень. А второй, злой, как собака. Того и гляди укусит. А больше я никого не видала. Может там, в квартире еще кто есть, не знаю. Старуха сказала, этот ваш Козырь живет в шести комнатной квартире. Не хило, правда?
– Не хило, – согласился Федор. Грек с Ваняшиным промолчали.
Глупо было надеяться, но Федор все же спросил:
– А Дашу ты не видела?
Тамарка допила третий стакан шампанского и едва не прослезившись от чужого горя, грустно сказала:
– Не видела. Они ведь меня даже на порог не пустили, сволочи. Один так и стоял возле меня, как сыч. Присматривал, чтоб я чего-нибудь не украла. А я ведь, Федор Николаевич, давно не ворую. Зарабатываю вот этими руками. Раньше, когда бомжевала, воровала. А когда вы меня устроили на работу, то как бабка отшептала. Рубля чужого не возьму. Вот положи, рубль на стол? – попросила она Грека.
Капитан сунул руку в карман. Рубля у него не нашлось. Вытащил пять рублей. Положил монету на угол стола.
Тамарка нахмурилась, глянула и, растягивая по слогам, сказала:
– Не возьму. Мне чужого не надо.
Все заметили, что она уже изрядно опьянела.
– Леш, – обратился Федор к лейтенанту, – отвези даму до интерната.
– Отвези даму, – замямлила бомжиха, повторяя за Тумановым.
Ваняшин взял ее под руку и повел к двери.
– Чего-то быстро ее развезло с трех стаканов шампанского, – сказал Грек, посмеиваясь, когда Тамарка ушла с Ваняшиным, глянул на то место, куда положил пять рублей и усмехнулся. – Вот баба, шельма.
Федор не понял. И Грек указал пальцем на стол, где лежала монета.
– Чужого ей не надо. А сама пять рублей у меня умыкнула. А у меня, между прочим, до получки осталась двадцатка.
– Правильно, – одобрил Федор. – Дураков учить надо. Нечего разбрасываться деньгами. Ладно, не ной. Дам я тебе еще двадцатку.
– Да я не ною. Я ж проверить хотел, Николаич. Ее на честность. Исправилась она или нет, – уже без смеха ответил Грек.
– Чего ж ты двадцатку ей не подложил? Для проверки.
– Ага. Сейчас. Перебьется. А я что, на воде из-за нее два дня до получки сидеть буду, – он вдруг глянул вниз и виновато улыбнулся.
Улыбка получилась идиотской. И Туманов спросил раздраженно:
– Сань, ты чего все сидишь и лыбишься? Чего тебе так весело?
