жену и добрую внимательную невестку.

Годы постепенно залечивают старые раны. И вот уже в нашем тур-ковском доме не выключается радио, из радиорепродуктора льются звуки песен, а мы подпеваем. А иногда вечерком садимся с дочкой на крылечке и, как прежде с мамой, поем уже с Людой на два голоса любимую песню мамы Кати — «Соловей- соловушка» и многие другие, репертуар у нас большой. И, конечно же, любуемся своими Турками, наслаждаемся запахом цветов, которых у нас полный палисадник.

Однажды вечером мне не спалось. Я сидела на крыльце одна, дыша чистым воздухом и слушая тишину. Такой тишины не может быть в городе никогда. Уже не поют соловьи, трелями которых мы заслушивались в мае, когда в этот раз приехали в Турки. Не квакают даже лягушки от пруда из оврага. Полная тишина. И вдруг, не веря своим ушам, слышу, как юные голоса поют далекую и в то же время такую близкую песню:

На полянке возле школы

Стали танки на привал.

И веселый звук гармошки

Всю деревню обежал.

От зари и до заката

Разливался гармонист.

Разрумянились девчата

Хорошо как играет танкист!

Песня смолкла. Она явно слышалась справа от нашего дома. Не могла же петь постаревшая Шура или девяностолетняя тетя Лиза. Только мы, девочки-старшеклассницы, возвращаясь из кино в военные годы, пели эту песню. Неужели показалось? Но я же не сумасшедшая.

И снова справа от меня слышу звуки другой песни:

Домик над речкой, маленький сад.

Ночью над садом песни звучат.

Песни простые, косы густые,

Косы густые, ласковый взгляд.

Но это же наша песня, еще более нераспространенная, чем первая. И как мама Катя не могла усидеть, услышав звуки гармошки в любой стороне села, теперь я шла на звуки берущей за душу песни. Прошла в полной темноте, едва различая узкую тропинку мимо нежилого дома Бурковых, а вон сквозь густую зелень, обвивающую листьями дикого винограда веранду, вижу свет. Кто же поет у Шуры? Вот я уже в палисаднике. Но кругом тишина. И вдруг снова песня:

Ой, цветет калина в поле у ручья.

Парня молодого полюбила я.

Песня оборвалась. Должно быть, услышали мои шаги на ступеньках, шорох за дверью. А у меня вдруг откуда-то появился совсем молодой голос, и я продолжила в темноте прерванную песню:

Парня полюбила на свою беду,

Не могу открыться, слов я не найду.

Распахнулась дверь, и я увидела Зинку, подругу моих самых ранних детских лет. Она со своими внучками-подростками приехала навестить свою старшую сестру. Приехали из Петровска под вечер и вот устроили застолье.

А на другой день Зина пришла ко мне. И вот мы уже на нашей веранде вспоминаем свои детские проказы. И все слышится: «А ты помнишь? А ты помнишь?» Но больше всего вспоминались грозные годы войны, когда разрывы бомб слышались от Ртищева в шестидесяти километрах от нашего села. И непременно вспоминались наши репетиции, как глоток воздуха в то напряженное время. Не сговариваясь вдруг запели:

Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч,

Над тобой летят журавли.

С нами пела и Люда. Как внучки Зины, Люда тоже знала все мои песни военных и даже довоенных лет. Зина пошла домой, мурлыча песню:

Кто погиб за Днепр, будет жить в веках,

Коль сражался он как герой.

И я вдруг заметила, как сильно она хромает, как располнела. А закрою глаза и вижу другую Зинку: самую стройную из нашей девичьей стайки, шуструю с какими-то искринками в глазах, присущими только ей.

И припомнился снова невольно смешной случай. Это было в первый послевоенный год: возвратившись из Саратова, стали снова заниматься художественной самодеятельностью. И жил в те годы в Турках молоденький милиционер. Я не помню уже его имени, но прозвище у него было Перронный. Решив, что я командир в нашей девичьей команде, он признался мне, что влюблен в нашу Зину и попросил помочь познакомиться с нею получше. Опыта в любовных делах у меня не было, у подружек тоже. Договорились лишь с Юлей и Симой, что будем стараться оставлять нашу Зину наедине с Перронным. Бежала ли наша девичья стайка на Хопер купаться, шли ли на танцы или в кино, Перронный вырастал перед нами как гриб из-под земли. И сколько бы раз мы ни оставляли с ним нашу Зину, они друг на друга вовсе и не смотрели, расходясь вскоре друг от друга в разные стороны. И только перед самым отъездом вновь в Саратов на учебу мы узнали, что влюблен-то парень вовсе не в Зину, а в Юлю, только думал, что ее зовут Зиной. Где-то он сейчас, этот Перронный? И жива ли в своем Владивостоке моя милая Юля? Ответы на письма не приходят давно. А в Саратове, будучи студентами, мы часто встречались все вместе и с улыбкой вспоминали нашего неудачливого влюбленного.

Не теряю связи и с четырьмя своими одноклассницами. Чаще всего приходят письма от Нины Богдановой и Нины Сысоевой. Нина Богданова пишет: «Спасибо, что ты как-то объединяешь нас. Ты у нас вроде штаба». А мне очень интересна судьба близких мне людей.

Не так давно получила письмо из Ленинграда от Лиды Яшининой. Двенадцатилетней девочкой ее привезли в Турки из блокадного Ленинграда. Мы подружились и остались друзьями на всю жизнь. Встречались в Ленинграде уже будучи взрослыми. Теперь она приглашает меня на свою дачу в деревеньку под Петербургом. Но это мне не под силу. По состоянию здоровья уже с трудом добираюсь даже до Турков.

Во время моего последнего приезда в Турки сидела однажды в любимой моей мамой горнице. Вдруг Люда вводит ко мне незнакомую женщину и говорит:

— Мама, познакомься, это твоя сестра.

В ответ на мой удивленный взгляд женщина сказала:

— Меня зовут Нина. Я ваша двоюродная сестра, племянница вашего родного отца.

Но так как родители разошлись еще до моего рождения, то я могла многих родственников не знать. Так появилась у меня в Турках сестра. Нина рассказала, что после окончания десятилетки уехала в Волгоград к дяде, то есть моему отцу, там закончила сельскохозяйственный институт. В Турки возвратилась, уже выйдя на пенсию. У нас оказались общие знакомые, они рассказали обо мне, и Нина меня нашла, завязалась переписка. Приехав на следующее лето в Турки без меня, Люда несколько раз бывала у Нины, которая встречала ее как дорогую племянницу. Нина тоже горячо любит свое село.

С любовью вспоминают о Турках и мои двоюродные братья, проживающие в Саратове, сыновья того самого малыша Сереньки, несшего когда-то в поле своим родным пышки, замешанные старой бабкой не на соде, а на хине да и заблудившегося. Старший его сын Станислав Куделькин пишет: «Давно мы уехали из Турков. Только где бы ни довелось побывать, а вот тянет меня туда, как никуда больше. И всегда, когда мне удавалось туда приехать, даже по такому печальному поводу, как похороны тети Кати, я не упускал возможности пробежать по родным, знакомым с детства незабываемым местам».

Быстро растет молодое поколение. Мой старший внук Саша в Самаре получил уже два высших образования. Упорно «грызет» науку и младший внук Сергей. Да и давно ли бегала босоногой девчонкой Наташка Богданова, наша турковская соседка. И вот уже взрослая красивая девушка скоро будет специалистом-модельером, а маленькая дошкольница Яна теперь уже ученица восьмого класса. И мне вслед за кем-то тоже хочется сказать:

Всем турковчанам долгих лет

Вы читаете Мои Турки
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату