При порывистом восклицании Анны Иоанновны Бестужев еле заметно улыбнулся тонкой царедворской улыбкой, а затем, не торопясь, подошел к герцогине и, целуя руку, спросил:
— Ваша светлость изволили ожидать меня с таким лестным для меня нетерпением?
Анна Иоанновна, с досадой вырвав руку, воскликнула:
— Ах, Боже мой, Петр Михайлович, избавь меня от своих кудреватых фраз! Неужто ты не видишь, что мне не до них!..
Какая-то растерянность, а вместе с тем и ласковость зазвучали в голосе герцогини-вдовы.
Бестужев быстрым взглядом окинул ее фигуру. Анна Иоанновна была одета в красное бархатное платье с массой кружев. Все драгоценности, не слишком многочисленные, были на ней. На пышной, высокой прическе, не шедшей к лицу Анны Иоанновны, ярко переливаясь радужными огнями, горела маленькая герцогская корона.
— О, ваша светлость, сегодня у вас поистине царственный вид! — все с той же иронической усмешкой проговорил Бестужев.
Анна Иоанновна топнула ногой и горделиво откинула голову.
— А разве тебе, Петр Михайлович, неведомо, что я — царского рода, что я — племянница царя Петра? Или вы все здесь, в этой проклятой Курляндии, забыли об этом? Или я для всех вас только несчастная вдовка какого-то замухрышки-герцога?
Этот взрыв сознания своего высокого положения у безвольной герцогини несколько смутил стареющего вельможу.
«Что с ней? Однако ее сильно захватило новое чувство!..»
Бестужев низко поклонился ей и счел необходимым возразить на слова Анны:
— Ваша светлость, кажется, изволили не точно выразиться, сказав «вы все»… С каких же пор вы причисляете меня к числу ваших недругов?
И Бестужев прямо посмотрел в глаза Анны Иоанновны.
И под этим взглядом она вспыхнула, несмотря на слой румян и белил.
— Так вот… тебе больше, чем кому иному, Петр Михайлович, не приличествовало бы изводить меня, — начала Анна Иоанновна, подходя к Бестужеву и кладя руку на его плечо. — Сейчас, здесь, в этой комнате, мы с тобой untervier Auqen, наедине. Зачем же все это лукавство с твоей стороны, зачем эти постоянные «ваша светлость» и «вы изволили»… Ах! — Несчастная герцогиня, русская царевна, порывисто вздохнула, словно ей не хватало воздуха, словно ее душила затхлая атмосфера герцогского замка старых Кетлеров. — Ах, Петр Михайлович! — бурно продолжала она. — Если бы ты знал, что творится вот здесь, в этом сердце, ты пожалел бы меня! Ты… ты помнишь эту комнату?
Бестужев молча наклонил голову.
— Ты помнишь, что в этой комнате случилось? Я, забыв свое царское происхождение, сделала тебя своим интимным другом…
— Ваша светлость…
— Молчи! Молчи! Дай высказаться, дай излиться сердцу… Ну, да, да! Я приблизила тебя к себе. Почему? Спроси женщину, а не царицу, не царевну, почему она может пойти на это… Ты знаешь, сколько мне пришлось вытерпеть за это от царицы-матушки. О, как она поносила меня в своей опочивальне! И раз я ей сказала: «Лучше бы мне, матушка, девкой простой родиться, чем царевной. Хорошо вам всем говорить, убеждать меня, а побывали бы вы в моей ситуации. Разве жила я? Разве изведала я счастье молодой женщины? Силком меня замуж выдали, мужа лишили, в замок к немцам заточили… Руки, что ли, мне на себя накладывать?»
Высокая, полная грудь Анны Иоанновны порывисто подымалась. Крупные слезы лились из глаз и медленно текли по ее накрашенным щекам.
Что-то глубоко-страшное, трагическое сквозило в фигуре этой женщины, одетой царственно- великолепно, со сверкающей короной, и плачущей холодными, едко-жгучими слезами.
Бестужев вмиг преобразился. Лицо «лукавого царедворца» сбросило маску и стало простым, хорошим лицом. Он порывисто шагнул к своей курляндской повелительнице и голосом, перехваченным волнением, прошептал:
— Ваша светлость… Анна… зачем вы про это говорите? Оставьте… не надо… не тревожьте меня!.. Ведь все это — кончено, быльем поросло…
Анна Иоанновна склонилась к голове Бестужева и, поцеловав его в лоб, промолвила:
— Так, так, мой хороший, мой милый Петр Михайлович… Я знала, я чувствовала, что ты — не такой, как другие. А говорю я про это потому, что хочется видеть мне в тебе друга моего настоящего. Ты правду молвил: то, что было между нами, окончено. Наваждение ли то было по младости вдовьего положения или что иное — не все ли равно? А теперь… — Анна Иоанновна вновь вспыхнула и тихо добавила: — А только теперь, Петр Михайлович, на тебя надежду мою возлагаю. Ты знаешь, о чем я говорю. Помоги мне! Страшно мне думать, что и ты против меня пойдешь…
И она в каком-то тревожном ожидании уставилась взором на своего бывшего интимного друга — гофмаршала и резидента Бестужева.
— Никогда! — вырвалось у него. — Ах, Анна, Анна, если бы вы знали, какого преданного друга вы имеете во мне! Клянусь вам, что ни кнут, ни Сибирь, ни даже плаха не заставили бы меня изменить вам. И это я вам докажу сегодня же! — Он вынул из кармана золотую «луковицу» и, посмотрев, который час, продолжал: — Сейчас, ваша светлость, я побеседую с вами подробно о том, что живо волнует ваше доброе сердце.
— О нем? О Морице? — живо воскликнула Анна Иоанновна.
— Да, да… Но пока нам необходимо сделать маленькое приготовление.
— Какое?
— Нам необходимо сервировать стол на два лица, при этом надо сделать так, чтобы обойтись без ваших придворных служащих.
— Что это значит, Петр Михайлович? — с удивлением спросила герцогиня.
— Ничего особенного, ваша светлость… Быть может, сегодня вечером, вот сейчас, скоро, явится один нужный для нас человек… Так необходимо по русскому обычаю угостить его хлебом-солью. Кстати, ваша светлость, в ваших погребах имеется добрый, старый польский мед?
— Ты же, голубчик, доставил мне его, — улыбнулась Анна Иоанновна веселой, довольной улыбкой.
— Ну вот и отлично! — весело потер руки Бестужев. — Итак, ваша светлость, не угодно ли вам помочь своему гофмаршалу в чисто хозяйственных приготовлениях?
— А кто прибудет, Петр Михайлович? — спросила заинтригованная Анна Иоанновна.
— Один важный посетитель от него, — уклончиво ответил Бестужев.
Анна Иоанновна, стоявшая у окна, тревожно проговорила:
— Судя по той таинственности, которой ты, Петр Михайлович, облекаешь посещение твоего гостя, я заключаю, что оно должно быть секретным. Но как же этот человек проникнет в замок? Смотри: подъемный мост уже поднят.
Бестужев, улыбнувшись, ответил:
— Не беспокойтесь, Анна: тому человеку дан пароль, и мост спустят для него. Примемся за работу, ваша светлость.
Рядом с «бодоаром» герцогини Курляндской находилась небольшая уютная гостиная. Анна Иоанновна перешла в нее.
Бестужев скрылся и вскоре вернулся с белоснежной скатертью и несколькими бутылками. Он поставил посреди гостиной стол и кратко бросил герцогине:
— Накрывайте, ваша светлость.
И герцогиня и будущая российская императрица, слегка засучив рукава своего богатого бархатного туалета, стала накрывать на стол, как простая камер-фрау.
— Работайте, работайте, ваша светлость, а я пока озабочусь закусками и иными деликатесами, — оживленно продолжал Бестужев.
Вскоре стол был сервирован.
Анна Иоанновна поставила посреди него вазу с ярко-пунцовыми розами.
