соглашение. Это было повторением той самой политики «за здорово живешь». При этом партнеры упускали из виду, что всякое политическое сотрудничество предполагает обоюдность.
Внимательно продолжал следить нарком за событиями внутри своей страны. Это было важно для внешнеполитических дел особенно теперь, когда партия наметила грандиозные планы на будущее.
Что должны были переживать сидящие в зале Большого театра делегаты VIII Всероссийского съезда Советов, люди, боровшиеся с разрухой, нищетой, голодом и сами истощенные многолетним недоеданием, когда перед ними приоткрывалась картина будущего невиданного расцвета страны, которую они отстояли с оружием в руках. Оскудевшие духом западные журналисты называли их нищими, они же были обладателями величайшего богатства — энтузиазма, их фантазии были земными и реальными.
Чичерин с большим вниманием следил за пояснениями Кржижановского у карты России. Советская дипломатия должна занять свое место в планах развития страны.
На заседании фракции РКП(б) Чичерин выступил с характеристикой международного положения. Он только что прослушал доклад Ленина, весь был захвачен его грандиозными идеями. И свое выступление начал с развития ленинской мысли о значении промышленного развития России. Да, с победой революции в его стране начался процесс распада всей капиталистической системы. Процесс необратимый, процесс исторический.
— Этот процесс, — говорил Чичерин, — есть процесс медленный, болезненный и тяжелый, и если наша политика по отношению к существующим правительствам есть политика установления мирных соглашений, вступления в торговое экономическое сотрудничество, то это вызывается не только тем, что мы сами нуждаемся в этой совместной работе для нашего собственного экономического восстановления, но и тем, что нынешний момент постепенного длительного распада старого мира толкает и его к той политике медленного и осторожного вступления в сношения между нами и всеми капиталистическими группами поодиночке. Это есть та политика, которую я назвал еще год тому назад мирным поединком между капиталистическими методами борьбы против мировой разрухи и нашими методами коммунистического восстановления хозяйства.
Чичерину была ясна вся глубина ленинской мысли, в нее он верил без колебаний.
— Lux aeterna… — задумчиво произнес Георгий Васильевич, когда шел в толпе делегатов съезда после заседания, и, увидев вопрошающие взгляды, пояснил: — Вечный свет… Я говорю не об электричестве. Я говорю о свете ленинской мысли!
В письмах советским представителям за границу нарком разъяснял историческое значение только что закончившегося съезда, новые моменты, появившиеся в советской внешней политике. Письма короткие, как конспекты, он стремился рассказать в них о главном: о плане восстановления промышленности, электрификации, поднятия сельского хозяйства, промышленной и отчасти административной реорганизации. Он требовал широко освещать в печати основные черты нового периода в жизни страны и подчеркивал: «Военная политика исключительно оборонительная. Мы не можем оставаться безоружными, пока нам угрожают ненавидящие нас враги, но мы помышляем исключительно об обороне, и все наше внимание устремляется на внутреннее восстановление».
Наступал новый, 1921 год. Управление делами НКИД получило от Московского Совета разрешение провести 31 декабря новогодний вечер сотрудников при непременном условии, чтобы вечер окончился не позже часа ночи. Это был скромный вечер, без шампанского и пышных тостов. Сотрудники собрались послушать новогодний концерт, в котором принял участие и Георгий Васильевич. Вдохновенно сыграл он любимые им творения Моцарта и Бетховена. И до положенного часа в зале, освещенном тусклым светом, в стоптанных сапогах и валенках, в шинелях, бушлатах и просто в каких-то немыслимых кацавейках танцевали советские дипломаты, курьеры, машинистки.
Дипломатия должна содействовать решению поставленных перед страной задач. Экономическая программа выдвигала специфические требования. Ведь в 1921 году промышленная продукция Советской России составляла всего лишь около одного процента мирового производства. Нужно было не только выжить, но и добиться признания. Хозяйственные потребности страны во многом определяли направление внешней политики.
Казалось бы, что общего с дипломатией имеет крестьянский вопрос, но для Чичерина это «главный вопрос», это «нахождение модуса вивенди с крестьянством». Вопрос этот очень сложен, подчеркивал он, ибо имеются различные мотивы и исторические течения, раздирающие между собой сознание и психологию крестьянства. Крестьянство нужно удержать на своей стороне, предоставив ему сельскохозяйственные орудия, инвентарь, в котором оно нуждается, товары в обмен на хлеб. Из-за границы везли не только паровозы, промышленное оборудование, но даже те товары, которые являлись исконными предметами русского экспорта: кожу, шпагат, зерно. Страна пыталась преодолеть острую нужду, чтобы начать восстановление сельского хозяйства, накормить город.
Надо найти средства для усиления внешнеторговых связей, для расширения торговли в условиях все еще фактически продолжающейся блокады.
Принятое в марте 1921 года X съездом партии решение о переходе к новой экономической политике усилило ответственность НКИД. В Россию устремились частные предприниматели. Они рвались к концессиям. Новую ленинскую политику не все понимали правильно. Для некоторых концессии казались неприемлемыми, поговаривали о капитуляции перед силами международного капитала. Чичерину не раз приходилось выслушивать резкие слова осуждения и недовольства. Требовалась разъяснительная работа даже среди сотрудников наркомата. Сам он не видел в предоставлении концессий никакой сдачи принципиальных позиций. Он был в числе тех, кто отчетливо понимал, что нэп — явление временное, вызванное необходимостью. Он предостерегал советских представителей за границей от чрезмерных страхов и паники, едко высмеивал тех, кто утверждал, будто появилась опасность реставрации прежних порядков.
Нарком часто встречается с представителями зарубежных фирм, тщательно знакомится с характером предложений будущих концессионеров. Здесь все нужно предусмотреть на годы вперед, ибо каждый промах, закрепленный в договоре, может слишком дорого обойтись Советской стране.
Вместе с коммерсантами ехали журналисты. Русская тема стала модной. Некоторые ехали за правдой, большинство — за сенсациями. Первых нарком охотно принимал, терпеливо разъяснял непонятное для них, знакомил с целями и задачами советской политики, вторых по возможности избегал, знал, что для них важно не то, что он скажет, а лишь факт встречи с ним. Особенный наплыв корреспондентов наблюдался летом 1921 года. И неспроста: на Украине, в Поволжье выгорели все посевы. Призрак голода надвигался на опустошенную войнами страну.
У Чичерина корреспондент «Юманите». Это друг. Нарком охотно поясняет, что советская внешняя политика, как и политика, которую большевики проводят в самой России, — это политика производства. Дипломатия нацелена на оживление сельского хозяйства и промышленности, на экономическое сотрудничество Советской России с капиталистическими государствами.
— Неверно утверждать, что мы изменились, что мы от чего-то отреклись. Мы не Генрих IV. Изменились не мы, а наше окружение. Наши основные принципы остались теми же; только следует учитывать, что текущие проблемы всегда зависят от исторических условий.
В первый год своего существования Советская республика предложила экономическое сотрудничество — ей ответили экономической блокадой, — продолжает нарком. — Теперь возвращаются к прежнему, надеются приручить нас посредством торговли. Пути сошлись, англичане и русские хотят мира и торговли, лишь перспективы будущего у них разные. Англия поняла необходимость торговли, Франция стоит в стороне.
Нарком подходит к столу, протягивает корреспонденту номер «Нью репаблик», где красным карандашом отчеркнута заметка. Один из журналистов кропотливо изучил все сообщения из России, касающиеся Ленина, свел их воедино, получилась чудовищная ложь: Ленин с момента революции несколько раз арестовывался, бежал в Ригу, Архангельск и даже в Барселону…
— Мы даем это в нашу печать, — говорит нарком, — без всяких изменений, полностью. Пусть видят, как балуют иностранного читателя; не проходит дня, чтобы шайка профессиональных фальсификаторов не преподнесла ему самого разнообразного и самого фантастического меню.
Чичерин терпеливо разъясняет советскую политику, а в конце, когда корреспондент спрашивает, что передать от него рабочим французской столицы, говорит: