– Да уж не в чужом, – заверил я его.
Мы вошли в палату. Анджела свернулась клубочком и лежала на боку, глядя в стену. Забрав у Хэммонда ампулу налорфина, я положил ее на тумбочку, чтобы Анджела могла прочитать ярлычок, и обошел койку, оказавшись, таким образом, за спиной девушки. Протянув руку, я взял ампулу и шприц, а затем быстро набрал в шприц воды из стакана.
– Анджела, повернитесь, пожалуйста.
Она легла навзничь, обнажив предплечье. Хэммонд был настолько изумлен, что застыл, будто истукан. Я перетянул руку Анджелы жгутом и помассировал локтевой сгиб, после чего ввел содержимое шприца в вену. Девушка молча наблюдала за мной.
– Ну вот, – сказал я, отступив на шаг.
Анджела переводила взгляд с меня на Хэммонда и обратно.
– Скоро подействует, – пообещал я.
– Сколько вы мне ввели?
– Достаточно.
– Десять?
Она явно заволновалась, и я похлопал девушку по плечу:
– Не беспокойтесь.
– Двадцать?
– Нет, всего два миллиграмма.
– Два?
– Это не смертельно, – невозмутимо заверил я ее.
Анджела застонала и отвернулась.
– Вы разочарованы? – участливо спросил я.
– Что вы пытаетесь доказать?
– Вы и сами это знаете.
– Но два миллиграмма…
– Вполне достаточно для появления симптомов. Холодный пот, судороги, боль. Как на начальном этапе «ломки».
– Господи.
– Это не смертельно, – повторил я. – Вы и сами знаете.
– Подонки. Я не просила привозить меня сюда…
– Но вы здесь, и в ваших венах налорфин. Немного, но вполне достаточно.
Она начала потеть.
– Сделайте же что-нибудь.
– Можем ввести морфий.
– Что угодно, пожалуйста. Я не хочу.
– Расскажите о Карен, – попросил я.
– Сначала сделайте что-нибудь.
– Нет.
Хэммонду все это явно не нравилось. Он сделал шаг вперед, но я оттолкнул его прочь.
– Рассказывайте, Анджела.
– Я ничего не знаю.
– Тогда подождем. Скоро проявятся симптомы, и вам придется рассказывать, корчась от боли.
Подушка под головой девушки пропиталась потом.
– Не знаю. Ничего не знаю.
– Рассказывайте.
– Я ничего не знаю.
Анджела задрожала. Сперва мелко, потом все сильнее и сильнее. В конце концов девушку затрясло, как в лихорадке.
– Начинается, Анджела.
Она стиснула зубы:
– Ну и пусть.
– Скоро станет хуже.
– Нет…
Я вытащил из кармана ампулу с морфием и положил ее на тумбочку.
– Рассказывайте.
Дрожь все усиливалась. Наконец судороги охватили все тело Анджелы, затряслась даже койка. Я едва не почувствовал раскаяние. Но вовремя напомнил себе, что не вводил девушке налорфин, и ее реакция объясняется самовнушением.
– Анджела?
– Ну, ладно… – выдохнула она. – Это я… Моих рук дело. Мне пришлось.
– Почему?
– Я боялась… Клиника. Боялась я…
– Вы таскали зелье из хирургического отделения?
– Немножко.., только-только, чтобы…
– Как долго?
– Три года. Может, четыре.
– Что произошло потом?
– Роман ограбил клинику. Роман Джонс.
– Когда?
– На той неделе.
– И?
– Они начали искать. Проверяли всех.
– И вы больше не могли воровать?
– Да.
– Что вы сделали?
– Попыталась купить у Романа.
– Так…
– Он заломил слишком высокую цену.
– Кто предложил сделать аборт?
– Роман.
– Чтобы раздобыть деньги на дурь?
– Да.
– Сколько он хотел? – спросил я, хотя уже знал ответ.
– Триста долларов.
– И вы выскоблили Карен?
– Да…да…да…
– Кто давал наркоз?
– Роман. Это не сложно. Тиопентал.
– И Карен умерла.
– Она ушла на своих двоих… Мы сделали все на моей кровати… Все было в порядке…
– Тем не менее вскоре она умерла.
– Да… Господи, да вколите же мне хоть чуток…
– Вколем, вколем, – заверил я ее.
Наполнив шприц водой, я выдавил воздух, пустил к потолку маленький фонтанчик и ввел содержимое в вену Анджелы. Девушка мгновенно успокоилась, дыхание ее сделалось ровным и свободным.
– Вы сами делали аборт? – спросил я.
– Да.
