Резко развернув свою «чайку», Рябцев пошел на сближение с противником...»
А теперь опишем бой так, как он, судя по всему, протекал на самом деле.
Вылетевшее на перехват немецких бомбардировщиков звено капитана Мажаева в свою очередь было перехвачено прикрывавшими «бомбовозы» истребителями Люфтваффе. После серии атак «маятником» (это видно из описания боя Жидовым) «возникла необходимость выйти из боя», то есть попросту сбежать. Мажаев попал в клещи и не мог из них вырваться, самолет Жидова был подбит; возможно, в первые же минуты боя был сбит Назаров, а Рябцев, потерявший ведомого, расстрелял весь боезапас впустую. Главная проблема заключалась в том, что тихоходная «чайка» даже убежать не могла от «мессера» — скорость не позволяла, так что таран Рябцева был как нельзя кстати. Итог боя — 2 (а возможно и 3) самолета потеряно, так как поврежденный истребитель Жидова, приземлившийся в Пружанах, отремонтировать не успели — на следующий день там уже были немцы.
* * *
Наиболее добросовестные эксперты обратили внимание на один немаловажный факт в начальной стадии Отечественной войны — неспособность советских войск выходить из окружения. РККА как не умела делать этого в середине (см. свидетельства Жукова о маневрах БВО в 1935—36 гг.) и конце 30-х, так и не сподобилась научиться к лету 1941-го. Ведь смешно предполагать, будто немцы могли плотным непроходимым кольцом перекрыть район Лида —Волковыск ил и район Налибокской пущи, где полно лесов, болот, рек и т.п. — то есть щелей, через которые можно было свободно пройти, а не просочиться даже. Что ж не прошли, не просочились? Отчего главные силы Павлова задохлись в кольце западнее Минска?
Одна из причин в том, что как организованной силы большинства воинских формирований уже не существовало. Впервые столкнувшись с силой более мощной, нежели машина сталинской империи, простой люд, согнанный по мобилизации под ружье, стал разбегаться кто куда.
«Вконцеиюня 1941 г. район шоссе Волковыск—Слоним был завален брошенными танками, сгоревшими автомашинами, разбитыми пушками так, что прямое и объездное движение на транспорте было невозможно...Колонны пленных достигали 10 км в длину»
Однако это только часть правды. Другая часть заключается в том, что многие соединения продолжали сопротивляться и пытались пробиться из окружения. Так почему не выбрались? Вновь вспоминаем доклад комдива Никишева за январь 1940 года про «необычайно низкую обученность войск действиям в особых условиях»: лес, ночь, туман, дефиле и т.д. Говоря грубо, Красная Армия представляла собой одно большое стадо, а стадо, как правило, пасется только на открытой местности — леса боится, потому что там страшно и полно хищников. Но это в чужом лесу, а в собственном?
Обремененное большим количеством техники, это стадо было привязано исключительно к дорогам (напрасно историки полагают, что танкистам БОВО был известен каждый кустик на своей территории, советские танкисты действиям в лесу и на «пере-сеченке» обучены не были), вне дорог они действовал и из рук вон плохо, а в лесной чаще их лупил даже численно уступавший противник — это наглядно продемонстрировала Зимняя война.
Вот по этой-то причине советские войска и не могли прорваться через кольцо окружения — техника может двигаться только по дорогам, а части РККА отступали вместе с этой техникой (так как существовал приказ первыми из окружения выводить танки и артиллерию, а пехоту — в последнюю очередь) по дорогам и вдоль них.
Вместо того чтобы рассыпаться на мелкие группы, выйти из кольца лесом (в Белоруссии сам бог велел вести лесную войну) и соединиться в условленном месте, соединения Красной Армии формировали колонны из техники (армия Российской Федерации по сию пору так воюет, смотри ее действия в Чечне и только что — в Грузии) и этими колоннами пытались проскочить по дорогам (которых в Западной Белоруссии — кот наплакал, а прямой магистрали на Минск от Волковыска нет по сию пору), где их уже ждали немцы. Вермахт не мог перекрыть все лазейки из белосток-ского выступа — зато он перекрыл все магистрали, тут и конец «Дмитриевой рати». Постоянно двигаясь то по одной дороге, то подругой, советские войска постоянно же натыкались на немецкие заслоны и районы ПТО.
Стоило бросить эту самую «технику» и углубиться в лес, как выход из окружения сразу же превращался в относительно несложное занятие — это видно из доклада генерал-майора С.В.
Борзилова об отступлении вверенных ему частей через реки Щара и Свислочь в «Пинские болота по маршруту Гомель — Вязьма». Подумать только, ведь на берегах Щары при попытке вырваться из окружения по открытому пространству и по дороге на Барановичи полегло множество народу. Пытались наводить понтонные переправы только для того, чтобы вывести из кольца весь этот броневой лом, которым все равно пользоваться толком не умели, а стоило сбросить его с плеч и уклониться (по примеру товарища Борзилова) чуть в сторону, в лес, и, как по волшебству — нет ни немцев, ни вражеской авиации. И вот уже товарищ Борзилов в «Пинских болотах»...
Совершенно напрасно обвиняет Валерий Абатуров генерала Жукова в том, что, отдавая 27 июня 1941 года начштаба Западного фронта В.Е. Климовских приказ о нанесении контрудара по противнику в районе шоссе Брест — Минск, он не знал реальной ситуации, в которой оказался Западный фронт. Ситуации начальник Генштаба РККА возможно и не знал, но вот указание отдал в высшей степени разумное: боевые порядки 2-й танковой группы Гудериана растянулись по всему брестскому шоссе, командование ОКВ гнало «быстроходного Гейнца» на Минск, тогда как он еще и районом Барановичей толком не овладел.
Удар полуокруженных 3-й и 10-й армий в указанном направлении не только выводил их из кольца, но и приводил в местность (припятские леса и болота), где последующие атаки противника им практически не угрожали, можно было скрытно перегруппироваться и без помех, под прикрытием леса отходить чуть л и не до Гомеля (см. путь группы товарища Борзилова). Однако стадообразная масса белостокской (некогда) группировки Западного фронта в бою на реке Щара была разгромлена и полностью потеряла всякое подобие армии, несмотря на то что с точки зрения численности вроде бы еще оставались грозной силой.
Несмотря на появление в XVIII — начале XIX века многотысячных армий, более широкий размах и обширные театры военных действий, операции на окружение армии противника должного признания в тот период не получили и проводились лишь в редких случаях с разной степенью успеха (Хохенлинден в 1800 г., Ульм в 1805 г., Бауцен в 1813 г.). Тому были свои объективные причины.
«Атака в середину невыгодна, разве кавалерия хорошо рубить будет, иначе сами сожмут.
Даже для осуществления простого обхода одного из флангов противника требовалось отделить от своих главных сил значительную группу войск, которую и направлять в обход. Таким образом, основные силы армии, в преддверии фронтального столкновения с войсками противника ослабевали ровно на эту отделившуюся часть: добрый кусок «отполовинили», в сражении он не участвует (двигаясь обходным маршрутом), а дойдет ли до вражеских тылов — еще вопрос, может и заблудиться, плутать без толку (такие случаи были даже в XX веке, что уж говорить о XIX, при тогдашних-то «средствах связи»!).
Для окружения же требовалось отделить от основных сил уже две части — для обхода обоих флангов противника, что донельзя ослабляло армию при весьма туманных перспективах смелого маневра. А посему долгое время попытка окружения противника на широком фронте считалась крайне опасной для армии, пытающейся ее осуществить.
Тем не менее размах наполеоновских войн привел к совершенствованию штабных структур и форм управления войсками в бою. Во второй половине века XIX на первое место вышла немецкая военная школа. Наполеоновский принцип «порознь идти, вместе сражаться» германцы довели до автоматизма и перебросили клинья фланговых маршей за спину противника. Первой жертвой новой
Некоторое время мир «переваривал» увиденное, а затем отношение к обходам изменилось полярно —
