«Словно море, священный Байкал», — конструктор О. К. Антонов.
«Ценность Байкала — для мировой науки», — Г. И. Глалазий — директор лимнологического института.
Эти оценки и одновременно темы докладов завершились коллективом светил нашей науки:
«Споры вокруг строительства целлюлозных предприятий», акад. А. И. Берг, акад. А. Л. Яншин, проф. С. В. Кафтанов, проф. Л. А. Зенкевич и др.
Просторный зал Дома ученых был полон — яблоку упасть негде.
— Что такое море? — обратился к присутствующим Антонов. — Большая Советская Энциклопедия отвечает: «Общепринятой классификации не существует». На самом деле: Черное море — это море. Через проливы соединено с Мировым океаном. Азовское тоже «вливается», но, по определению БСЭ, это «огромный мелководный залив». Каспий тоже морс, которое никуда не вливается, но соленое и довольно большое.
О нем сказано в энциклопедии: «величайшее по площади бессточное озеро». Но появились еще и новые моря: Московское, Цимлянское, Рыбинское, Киевское… Не соленые. Не очень большие. Отгороженные от Мирового океана плотинами. А вот Байкал до сих пор почему-то официально считается озером. «Самое большое пресноводное озеро Азии и Европы. Самое глубокое из озер земного шара». Не пора ли исправить эту несправедливость?.. И особенно теперь, после принятия законов об охране природы, возведение Байкала в ранг моря придало бы новые силы всем борцам за сохранение жемчужины нашей страны. Как-то в окрестностях Байкала в разговоре я употребил выражение «озеро Байкал». Мои собеседники — буряты и русские — обиделись, сдержанно, но твердо заявили: «Байкал не озеро, а море…»
Так как всему имя дает народ, который назвал Россию — Россией, Москву — Москвой, Байкал — Байкалом, и так до самого маленького села, до крохотной речушки, до неприметного холмика, признаем право назвать наше сибирское чудо — Байкал — морем, как и поется в песне.
Антонов был убежден в том, что само переименование Байкала на «море Байкал» привлечет к себе внимание всего советского народа, который поднимет свой голос в защиту неповторимого Байкала, судьба которого находится под угрозой.
— Что же касается нас, авиастроителей, — закончил свое выступление Антонов, — мы обязуемся перед государством только за счет экономии в проектировании новых самолетов полностью компенсировать все затраты, уже из проведенных по строительству целлюлозного комбината на берегу Байкала. Мы официально заявляем: снесите ненавистный комбинат! Мы, создатели самолетов, обязуемся полностью компенсировать его стоимость. Государство не пострадает, мы возместим убытки.
Как известно, за дальнейшее промышленное использование вод Байкала, за спуск в озеро стоков из очистительных сооружений комбината активно высказывались академики Жаворонков, Федоров, представители министерств. Столкновение мнений было жестким. Профессиональный интерес кое у кого брал верх над голосом разума.
Нам, свидетелям этой первой подлинной битвы за Байкал, остается лишь удивляться тому, что заявление, сделанное академиком Антоновым почти четверть века тому назад, до сих пор не нашло своего практического решения. Комбинат существует и, несмотря на все принятые полумеры, продолжает периодически загрязнять бесценную воду Байкала.
До сих пор писатели, ученые, общественные деятели продолжают бороться за уникальный акваторий, хранящий в своей толще более трети всей пресной воды земного шара.
Предтечей этой борьбы был Олег Константинович Антонов.
С его непосредственным участием было принято решение обратиться в правительство с протестом против застройки Байкала экологически вредными предприятиями, против вырубки горных лесов в Забайкалье.
Антонов лично формулировал пункты записки, касающиеся лесных богатств, уничтожение которых приведет к полной деградации района и нарушению водного баланса.
Байкала, принимающего водные ресурсы свыше 300 речек с одним истоком в Ангару.
«Водный баланс озера и работа гидростанций Ангарского каскада при продолжении существующего отношения к природе будут нарушены», — говорится в протесте общественности, написанном и подписанном Антоновым.
Это была его несгибаемая линия.
Я помню, как первое время приходилось удивляться тому, что письма, приходившие от академика, были написаны на обратной стороне черновиков и копий, перечеркнутых рукой конструктора.
«Неужели ученому не хватает бумаги?» — думалось мне.
Нет, это была своеобразная агитация за экологию. На листе стоял небольшой четырехугольный штампик «Лесная опушка». Самолет, летящий над ней. И надпись: «Используйте обе стороны бумаги. Берегите лес и труд!»
Так вот оно в чем дело — берегите лесные богатства, вот что хотел сказать Антонов.
Невольно я поинтересовался, какой же кусочек архивного материала пришел ко мне с письмом Олега Константиновича.
Прочитал и содрогнулся: да ведь это о тех руководителях, которые якобы за экологию, но во имя сиюминутных интересов своего предприятия не желают считаться ни с природой, ни с ее интересами.
Вдумайтесь в эти строки антоновского черновика, случайно попавшего в наши руки:
«…В наших условиях, как бы руководитель советского промышленного предприятия ни относился к вопросам качества продукции, к успехам соседних предприятий, которым он поставляет свою продукцию, какой бы он ни был добросовестный и способный, должен работать, выполняя план по всем „показателям“, или он просто перестанет быть руководителем.
Как осетр может выпрыгнуть из воды только на короткий миг, так и руководитель может вырваться из потока реальных производственных отношений на какой-то краткий миг, и в тот же час снова неотвратимо плюхнется обратно в бурный поток советского промышленного производства, в обстановку прочно сложившихся производственных отношений».
Эти строки, написанные в 70-х годах, заключают в себе мысли авиаконструктора и его боль за то, что руководитель в наши дни неотвратимо «плюхнется» в толщу своих промышленных интересов — вопреки экологии.
А о ней, о красотах природы, постоянно думает Антонов.
Переехав на жительство на Украину, Олег Константинович стал ярым пропагандистом ее красот. Естественно, взгляд его остановился на Закарпатье.
«…Кругом почти сплошь покрытые вековым лесом горы. Бук, ясень, дуб, липа, явор, орех, смерека, лиственница, черемуха, дикая черешня, груша. Ковер горных лугов, речки и ручьи с кристально чистой водой, в которой плещется форель.
В заповедниках живут олени, косули, медведи, барсуки, кабаны, лисицы, зайцы, ну и, конечно, несчетное количество ежей, белок и птиц.
Воздухом, напоенным всеми ароматами леса и луга, невозможно надышаться. Чуть ли не на каждом шагу выходы минеральной воды.
Да какой! У села Шаян в одном месте сосредоточены ключи, повторяющие „ессентуки“, „боржоми“ и „нарзан“. Не выходя из санаториев, можно лечиться и от избыточной и от пониженной кислотности. В Межгорье источник воды с таким содержанием железа, что все каменное ложе ручья окрашено в красновато-рыжий цвет.
Есть воды для диабетиков; уверяют, что есть даже воды, помогающие от ожиренья. Порастрясти лишний жирок помогают и горы, и походы за грибами.
Излечившись от серьезных недугов, больные становятся страстными пропагандистами целебных свойств края. И если даже отбросить возможные преувеличения, которые так естественны со стороны людей, вернувших себе здоровье, лечебный потенциал Закарпатья заслуживает высокой оценки…
В Закарпатье пространства нетронутой природы, много фруктов и ягод, в том числе и самые
