Эта книга роман, но роман особого рода: социологический. Не социальный, какими являются почти все мало-мальски приличные романы художественной литературы, а именно социологический. Он отличается от привычного романа как по предмету внимания, так и по средствам его изображения. Предметом его являются феномены человеческого общества как таковые и социальные законы, а конкретные люди и события фигурируют лишь постольку, поскольку через них проявляются упомянутые феномены и законы.
Естественно, и средства изображения таких своеобразных персонажей должны отличаться от средств традиционной литературы, которая призвана описывать Иванов, Петров, Матрен, собачек, бабочек, цветочки и все такое прочее, призвана описывать, какие у Ивана глаза и штаны, с кем спит Матрена, что переживает Петр, сочиняя донос на Ивана, как порхает бабочка и благоухает цветочек.
В случае социологического романа средством изображения, адекватным изображаемым объектам, является то, что я называю научным типом (или стилем) литературного мышления или литературным типам научного мышления. Что это такое, читатель познакомится в деталях в этой книге, если, конечно, наберется мужества и терпения прочесть ее. Это не есть некая популяризация того, что сделано в профессиональной социологии. В последней ничего подобного не было сделано и не будет сделано по причинам, о которых будут говорить персонажи этой книги. Это есть оригинальное социологическое исследование, лишь в силу некоторых обстоятельств принимающее литературную форму, которая по ряду признаков сходна с романом в привычном, традиционном смысле. Эти обстоятельства отчасти касаются личных особенностей автора и его судьбы, а отчасти — особенностей объекта его описания. Дело в том, что в социологическом исследовании нельзя учесть индивидуально-личный аспект исторического процесса. Без этого аспекта картина процесса остается неполной, плоской и мертвенно схематичной. А чтобы учесть его, нужна именно литературная, а не научная форма.
Что побудило меня написать этот «роман»? В России после 1917 года был осуществлен величайший в истории человечества социальный эксперимент — впервые в истории был построен коммунистический социальный строй в огромных масштабах, и этот строй сохранялся в тяжелейших условиях и в непрерывной борьбе с превосходящими по силам врагами в течение семи десятилетий. Этот эксперимент заслуживает самого пристального объективно-научного исследования хотя бы просто как гигантский исторический феномен. А между тем все сказанное и написанное о нем, за редким исключением, есть идеологическая фальсификация как со стороны его защитников, так и со стороны его врагов.
После 1985 года русский эксперимент закончился. Считается, что созданное в нем коммунистическое общество потерпело крах. Пусть так. Но это — тоже грандиозное историческое событие, Может быть, не менее грандиозное, чем возникновение коммунистического общества. Может быть, именно крах этого общества и есть главный результат эксперимента. Крах общества не есть крах эксперимента с этим обществам. И что же? Мир переполнен учеными всех сортов и рангов. Бросились они познавать с беспощадной научной объективностью, почему это общество потерпело крах и с какими последствиями для человечества. Ничего подобного не произошло. Они бросились наперегонки и с поразительной поспешностью производить новые потоки идеологической лжи, стремясь извратить и оболгать все, что связано с этим величайшим социальным экспериментом, занизить и вытравить из памяти людей его великие результаты, разворовать и приписать другим новаторство, достижения и победы его творцов и участников.
Да и вся масса рядовых людей на планете не проявила особого стремления к истине, приняв за таковую обрушившийся на нее поток идеологически-пропагандистской лжи. Явление поистине поразительное! Произошло самое огромное за два тысячелетия переворотное событие. В чем реальная суть этого перелома, к каким последствиям он приведет? Человечество проявляет к этим, казалось бы, главным проблемам современности неизмеримо меньше внимания, чем к сексуальным извращениям известного танцора, к скандалам в давно ставшей анахронизмом королевской семье, к финансовым махинациям газетного магната или к новому средству сбросить лишний вес, не отказывая себе в еде.
Как продукт, участник, наблюдатель, жертва, критик и поклонник русского коммунистического эксперимента я не мог остаться равнодушным к этому и написал этот социологический «роман». Читатель в нем найдет все то, что составляет суть всякого романа: любовь и ненависть, обольщение и разочарование, восхищение и презрение, надежду и отчаяние, радость и горе, преданность и предательство, честность и коварство. Это — роман, партнерами которого являются русский человек и коммунистический социальный строй его страны. Читатель вправе возмутиться: какой еще роман между русским Иваном и коммунистическим социальным строем?! Вот недавно один американский (американский, а не какой-то вонючий русский!) писатель сочинил книгу о любовных отношениях между четырнадцатилетней девочкой и жеребцом. Вот это роман так роман! Тут уж ничего не возразишь! Чувств и переживаний — океан. И новаторство несомненно. Правда, говорят, будто какой-то древний писатель уже писал о сожительстве женщины с ослом. Но когда это было?! К тому же тогда была пресытившаяся зрелая женщина и всего лишь осел. А тут — несовершеннолетняя девственница и жеребец раз в пять покрупнее осла! И роман основывается на новейших достижениях психоанализа. Известный голливудский актер и кино-продюсер еще до опубликования романа заплатил автору четыре миллиона (!) долларов за одно только право использовать его в качестве сценария фильма. А тут — русский Иван и обанкротившийся русский коммунизм! Смех! И на какой теоретической основе? Уж не на марксистско-ленинской ли?!
Не буду спорить, уважаемый читатель. Возможно, ты прав. Скорее всего, прав. В самом деле, в этом романе между русским Иваном и рухнувшим коммунизмом есть что-то болезненное и отсталое. Не то что в западном здоровом и прогрессивном сожительстве девочки с жеребцом. И достойная насмешки и презрения судьба России и русского народа есть внеисторический эпизодик в сравнении с трагедией американского жеребца, которого было решено кастрировать. И потому я за свое сочинение вряд ли получу хотя бы четыре доллара.