приходили альпинисты, актеры, приходили и спонтанно рождался двухчасовой концерт.
Скоро артисты, в том числе и Высоцкий отправились на неделю в альплагерь «Джан-Туган». Там они тренировались, ходили в горы, альпинисты пели Владимиру старые альпинистские песни, рассказывали истории о восхождениях на вершины. В то время, когда актеры находились на леднике, произошло несчастье с группой альпинистов команды ЦСКА. На пике Испания погиб один из них, Юрий Живлюк. Товарищи долго не могли снять его со стены и оставались с ним, соблюдая альпийскую этику. Шли дожди, гора осыпалась камнепадами. Спасатели не оставляли уже мертвого альпиниста, часто получая травмы от камней. Палатка актеров превратилась в перевязочный пункт для раненых, где им оказывалась посильная помощь. Под впечатлением всего происходящего, а также рассказов опытных скалолазов, Владимир Высоцкий за 2 месяца съемок написал 6 песен, 5 из которых вошли в киноленту.
— «Вертикаль», по-моему, один из удачных опытов моей работы в кино, — говорил о фильме Высоцкий. — Эта картина, на мой взгляд, не может существовать без песен, которые я туда написал. Там песня работает, мне кажется, идеально. Она иногда сокращает продолжительность действия, и вам не скучно смотреть фильм, не надо показывать длинное восхождение… Я начинаю «Песню о друге», и альпинисты выходят, а когда я ее заканчиваю, они уже на вершине, прошло около десяти часов времени, а песня заняла всего две минуты. Потом вдруг показываются прекрасные виды гор, сходящие лавины, и это не мешает песне… А если песня звучит, например, на титрах, — ты сидишь до семи часов утра, работаешь, в поту, как говорится, и в муках творчества это дело сочиняешь, а ее пускают на титрах, да еще тихо — и зритель читает, что режиссер такой-то… Это важно, но при чем здесь песня? Ты так уж подбирал слова, работал для того, чтобы была какая-то внятная четкая мысль, а этого ничего не слышно. Против этого я всегда возражаю… Но в «Вертикали» все сделано аккуратно, очень тактично, и я за это благодарен режиссеру Славе Говорухину… Я думаю, что в «Вертикали» нельзя разобраться, что было иллюстрацией к чему: песня к кино или кино к песням. Тот, кто видел этот фильм и помнит его, вероятно так же к этому относится…
Когда мы начинали работу над картиной, у нас был сценарий о том, что поднимается пять человек к вершине, и вот как лавина — так одного нет, как вторая — так другого, как камнепад — так третьего нет, и все погибли, один остался жив случайно. В общем, был очень страшный сценарий, все запротестовали, актеры в том числе… Одним словом, мы этот сценарий переписывали и все время задавались вопросом: зачем люди ходят в горы, что же им там делать? И пословицу вспоминали, что умный в гору не пойдет, — все ее знают. И вот выяснилось, когда мы приехали в горы, что это не правда. Там есть много людей науки, искусства, есть даже академики — но они тайно туда ездят, им не разрешают, у них больные сердца — но они все равно туда ездят и лазят по горам.
Горы — это прекрасное место, горы лучше, чем море. Это я говорю сейчас со знанием дела, потому что я был там три месяца в горах безвыездно. Очень люблю горы и самое прекрасное, что есть в горах — это альпинисты. Ну, это такие люди, которые лазят по горам. Альпинисты — очень мужественные люди, они там полгода делали картину — у нас работало пятнадцать мастеров спорта, у которых были свои восхождения трудные.
Мы три недели тренировались там, лазили, жили на леднике. Я написал несколько песен для фильма этого. Сначала не думал, что буду писать, потому что не знал, о чем. Я увидел там настоящую мужскую дружбу, которая может быть только у Ремарка в «Трех товарищах» и вот в горах у альпинистов — больше нигде.
Действительно, таких людей внизу, здесь, на равнине, нет. Может быть, они сами, альпинисты, не такие внизу, а там они ведут себя очень достойно… Человек, который там побывал, обязательно вернется обратно. Это точно. И не из-за того, что там чистый воздух, красивая природа, а из-за того, что там есть какой-то другой сорт освобождения, когда у тебя только одна ясная цель: туда, наверх, и где легко проверить, можно с тобой потом в разведку идти или нет. Бывает такой период на трудных восхождениях, который называется «горная болезнь». Самый сильный, любой человек — это может с любым человеком случиться, — когда вот так сядет, голову в руки и все: можно бить, поливать водой, толкать ногами, затаскивать как рюкзак — никак из шока человека вывести невозможно… И если потом он сможет превозмочь вот этот самый страх, панический страх перед громадной горой, тогда он может быть уверен, что и в других условиях он не подведет.
…Я вовсе не собирался писать песни для фильма. Я написал их просто так, они появились сами собой, причем появились страшно быстро. Например, «Песня о друге» была написана буквально через несколько дней после того, как мы полазили по горам, походили по льду. Она посвящена ребятам, которые помогали нам делать картину…
Особая известность этих песен началась в основном после фильма. Вы знаете, когда поехал сниматься в этой картине, я совсем не предполагал, что буду лазить куда-то, думал, что так, отживу в гостинице, отпишу свое, и все. Но это оказалось невозможным и теперь я стал… поклонником гор. Мне показалось, что я почувствовал дух: зачем люди ходят в горы, чего им не хватает, почему, зачем искусственно создавать препятствия…»
После фильма «Вертикаль» песни Владимира Высоцкого об альпинистах нашли свою дальнейшую жизнь и в смерти. В горах, на могильных камнях погибших скалолазов, выбивались строки из его песен: «Тот камень, что покой тебе подарил…» или «Нет алых роз и траурных лент…» Владимир Высоцкий расценивал это как самую дорогую награду.
Следующий фильм, о котором мы расскажем, «Служили два товарища» режиссера Евгения Карелова по сценарию Дунского и Фрида. Снимался он в 1967 г. в Одессе. Роль белогвардейского поручика Брусенцова, которую там играл Владимир Высоцкий, он называл наиболее близкой ему по духу.
Один из киносценаристов, Валерий Фрид, вспоминал о том, как Владимир Высоцкий попал на роль Брусенцова: «…Режиссер Евгений Карелов, для которого мы написали сценарий «Служили два товарища», сказал, что хочет попробовать на роль поручика Брусенцова актера с Таганки Высоцкого. Тогда, в 1967 году, эта фамилия нам мало что говорила.
Сам Карелов относился к своей идее с некоторой робостью. В кино действовало железное правило, определявшее, каким должен быть поручик: эталоном служил аристократически красивый Говоруха-Отрок из «Сорок первого» в исполнении Олега Стриженова.
Мы посмотрели кинопробу и поняли, что именно таким, как его играл Высоцкий, и должен быть Брусенцов. Да, невысокий, кряжистый, какой-то «непородистый». Зато в каждом движении — характер, яростный темперамент, а в глазах — тоска и ум.
Когда в просмотровом зале зажегся свет, оказалось, что пришел посмотреть на себя и сам Высоцкий. Он сидел, слегка смущенный, застенчиво улыбался, и, по-моему, не очень верил в то, что роль отдадут ему: знал, что стереотип режиссерского мышления — великая и недобрая сила… (Надо сказать, что Карелов, на всякий случай, уже попробовал на роль Брусенцова и Олега Янковского. Получилось совсем неинтересно: Олег играл на пробе всех поручиков, которых видел до этого в кино. А вот когда ему досталась в этом же фильме роль Некрасова, он сыграл его, по общему мнению, просто великолепно — и ни на кого не похоже.)
Высоцкий — и на экране, и в жизни — с первого же раза произвел на нас прекрасное впечатление. Интеллигентные мягкие манеры, внутреннее достоинство человека, знающего себе цену. И сила: ни разу я не слышал, как он повышает голос, но не завидую тому, кто повысил бы голос на него…
В общении он был чрезвычайно приятен — приветлив, тактичен, никакой «актерской» развязности, никакого актерского желания понравиться. В его суждениях о книгах и фильмах присутствовали и ум, и вкус, в оценках людей — терпимость и доброжелательность. Простодушия, свойственного персонажам его песен, в нем самом не было и в помине. Он был политичен и осмотрителен, прекрасно знал, выражаясь языком все тех же персонажей, «с кем вась-вась», а «с кем кусь-кусь». И в то же время в самых разных ситуациях он держался очень естественно, всегда оставался самим собой. (Я пишу, конечно, только о том, что мы с Дунским видели своими глазами. Портрет Высоцкого в полный рост у меня не получится; скорее, заметки эти можно считать фрагментом для мозаики.)
Роль Брусенцова он играл превосходно, и, кажется, сам остался доволен этой свой работой».
Благодаря таланту Высоцкого, в общем-то, банальная история Брусенцова вырастает в горький рассказ о незаурядной личности, понимающей свою обреченность. Герой переполнен отчаянием, он свиреп и раздражен — от затравленности и безысходности. За всем этим глубокая душевная боль.
