Но! У него было о Руси Откровение. Но убоялся.
Но! У него было о Руси Пророчество. Но убоялся.
Но! У него был дар пророчества. Но убоялся. Но уклонился.
Но! У него было прозренье провиденье о Руси но устрашился но убоялся тайной ночной пьяной бесследной табачной пятерни удушливого беса насильника опричника ката палача.
А ими полна нынче Русь.
И ищут. И рыщут. И алчут горла вольного поющего.
Но! У него было Откровенье о Руси но соблазнился.
А сказано: «А более всего пекитесь о том, чтобы пророчествовать!»
Но он убоялся.
Ибо все мнились ему его отец Джамал-Диловар утопленник удавленник с вилюйским гробовым соболем в руках и мать его Анастастия-Русь с хунзахским ножом меж грудей ея.
И содрогался от видений этих…
И тогда он пошел в русское поле переяславльское сиротское пустынное недородное нищее некормленное брошенное.
И там озирался оглядывался в страхе, чтоб никто не услышал не увидел его.
И там пал на колени и взмолился и только Бог слышал его.
…О поле русское родимое мое о поле поле ранушка
моя точащая о неоглядная о ранушка о ранушка
сосущая мне тело душу очи необъятный
неоглядный овод овод овод смертень
слепень костромской коровы былой плодовой
молочной молчной
О поле ранушко о неоглядный неизбывный лютый
слепень ворон овод овод овод
О поле ранушко открытая точащая чадящая саднящая
о поле поле о сосущий малиновый слепень смертень
язвень водень мохнат овод
О поле поле поле о доколе? о доколе? о доколе? да доколе?
О Господи о боже! Спасе! Щедре! Светодавче! как же?
как же Ты дозволил?..
Иль не знаю не ведаю Твой Суд? Твой промысел? Твой
помысел?..
Иль сладко сладко в нищем низком поле угнетенном?
Сладко в бесах? сладко в неволе? сладко смертно в Руси
вольной пьяной косой соблазненной?..
Вот где воля! вот свобода! вот где пагуба гулена мор да
ворон трупный тучный бродит! во! где! воля! Гойда!
гойда! гойда!..
Сладко пьяно вольно в Руси соблазненной! гойда! и отсель
погубятся заразятся порушатся потрутся искрошатся
соблазнятся поразятся трухой сладкой иныя племена
народы! гойда!
Отче! сладко вольно в Руси соблазненной…
Да плачут очи…
И поэт Руси и Азии Тимур-Тимофей стоял моленно на коленях в топком непролазном поле и молился и озирался, чтобы не увидели люди его и не забили.
И над полем над Русью в то лето и осень шли беспробудныя сеногнойныя ливни Самсона…
И поэт стоял в залитом ливнями хворобом картофельном поле поле поле…
И там у дороги стоял жасминовый куст, который распустился в ливне ибо срок его пришел но не развился и опадал млявыми мокрыми лепестками…
А под кустом стоял увечный русский пианый Ангел Хранитель Руси — калека войны с одним крылом, а второе побитое тяжкое земляное влеклось тащилось по полевой текучей глине…
И не мог Ангел взлететь над туманным русским полем и стоял горестно смятенно у мокрого нераспустившегося жасминового куста и жевал ел мокрые розовые лепестки, ибо голодно и дождливо было окрест…
…О Русь! о мокрый недозрелый млявый тихий куст!
жасминовый в дожде томящийся как брошенный
подкидыш беглой слезной матерью
О Русь! увечный Ангел в поле неродящем не взлетающий
крылом болящим пианым, ибо тут нельзя быть трезвым,
ибо трезвый тут тотчас удавится…
О Русь! о церковь на холме невинном богооставленная
мертвостоящая невиноватая невиноватая разбитая
размытая распятая да по ночам опричным смятыми
крестами машущая журавлиным знобким стаям
стаям стаям…
И поэт пел молился в поле и со страхом озирался, чтоб его не увидали да в сырую глиняную землю до срока не погребли не упрятали не поселили не загнали не закопали заживо радостно палачи убивцы удавы каты безбожники рыщущие необъятные…
…И поле залито водой
И церковь залита дождями
И Русь объятая травой
Шевелит н’емыми устами
И Русь накрывшись лопухом
Глядит коровьими очами
И Русь взят’ая ковылем
Немотствует забитыми изб’ами
И поле залито водой…
Но! у проселочной дороги
Стоит жасминовым кустом
Увечный русский Ангел божий
И я сыновнею рукой
Иль ветви или длани трогаю
И дух живительный течет
И Ангел словно куст восходит
И след копыт крыл лепестков
Дождем во поле тихо полнится…
И пел в страхе в одиноком поле Тимур-Тимофей…
И поле залито водой
