И лишь ночлег, ночевка, караван-сарай, перепутье, кочующий шатер для верующих в Бога перед бездонным переходом, путешествием в иной мир, в иные селенья…
После того, как воскрес Спаситель, кладбища умерли, опустели…
Жизнь — вокзал, гостиница, караван-сарай…
Но и смерть — тоже вокзал, гостиница, каравансарай…
Но и кладбище — тоже вокзал для бессмертных, улетающих душ, покидающих скорбную червивую плоть…
Если долго стоять над гробом усопшего — можно услышать осенний шелест улетающих крыл…
Говорят, что у бессмертной души — крылья стрекозы…
Земная скоротечная жизнь дана тебе, чтобы ты полюбил всех человеков на земле…
И чтобы ты собрал горстку родных и возлюбленных для жизни вечной…
С кем будешь ты блаженствовать в вечных садах рая…
Но если ты не полюбил всех человеков на земле, как родных, а только успел полюбить горстку родных и возлюбленных для Вечного Рая, ты вновь вернешься на землю, чтобы полюбить всех…
Я обошел все горы и долины родины моей, но не нашел Тропы в Царствие Небесное…
И тысячи лет человеки ищут тропу эту на земле…
А ее нет на земле…
Она — в душе человека лежит, вьется…
Она и есть душа человеческая…
Когда на дорогах, в градах и селеньях ты встречаешь мальчиков и отроков, похожих плотью и ликом на тебя — значит, Бог посылает на смену тебе иных отроков, а тебя хочет взять в небеса…
Когда в пенье, звоне, лепете всякого ручья, родника, водопада ты слышишь уже не утоляющий, умиротворяющий шелест воды, а чуешь дальный, пыльный голос давно усопшего отца и близкий, родной, птичий, кроткий голосок-лепесток недавно усопшей матери твоей — значит, твой срок пришел, и они зовут, кличут дымно, блаженно тебя, как звали в детстве твоем…
Туда… туда… туда…
О, Господь!.. Как они встретят, как обласкают, как узнают старца… меня…
Ад — это необъятный зал, где вопиют и вспыхивают тысячи телеэкранов — и ты должен глядеть на них до скончания времен, до иссушенья глаз и души…
О, Господь, где кипящие котлы и гроздья горящей смолы…
Только убери этих телебесов, что устроили ад на земле…
Человек пришел от Бога — и возвращается к Богу!..
И для бессмертной души нет никакой тленно текучей, печально плакучей Природы…
Душа равнодушна к природе, ибо рождена Богом…
А я плачу над цветущей ширазской медовой алмазно фарфоровой розой…
…Есть тайны более древние, чем человек…
…В Последние Времена явятся на землю люди, которые давно умерли…
И те явятся, кто еще нескоро родится…
Но это будут одни и те же люди…
Творец не щедр… иль устал творить людей…
Кто знает пути доколыбельные — до чрева-гнезда родильного матери твоей?..
Кто знает Пути загробные?..
О, Господь, а, может быть, это одни и те же Пути?..
О, Господь, Ты ли не щедр…
И я брел по доколыбельным путям, а потом брел по земным дорогам… а теперь бреду по загробным — и узнаю их…
О, Боже!.. я уже был здесь… я уже брел на всех трех дорогах…
С годами Тайна Иного Мира, куда ушли предшествующие поколения, все более влечет человека.
И жажда познать эту Тайну начинает превышать Жажду Жизни.
Жажда Рая побеждает прелесть земного бытия…
Желание увидеть усопших, тоска по ушедшим уже превышают любовь к живым…
И ты уже не страшишься смерти, открывающей Великую Тайну…
О, Боже!.. не медли с моим возвращеньем… с моим упованьем… с моим прозреньем…
Уже в ином мире, у источника Сельсебиля, в халате из изумрудного
струящегося атласа, в серебряных браслетах на мудрых руках и с серебряными чашами,
в которых плещется пенноалое, живое вино, смешанное с водой из святого Таснима, явился дервиш…
…О, былая кочевая, о слепая, святая, о земная, родная, как рана, жизнь моя…
Где ты, где ты, где ты, грешная?..
И за что мне браслеты, и чаши эти, и вино, где боле воды сладимой, чем хмеля?..
За что, о Господи…
Прости мне… прости…
Иль врата ада и рая я перепутал… заблудился… в раю нет вина… рай — сам вино…
…Но светлый Ангел рая вопросил:
— Дервиш, что так рано ты пришел к Тасниму и к этим Чашам лебединым?..
Ведь ты еще млад, и не все волосы твои седые…
И глаза горят, роятся, как у кишлачного гонного отрока в день свадьбы-туя… иль как у камышового янтарного кота в весеннюю охоту…
Дервиш, что привело тебя так рано в райские сады?..
Дервиш сказал:
— Рано я ушел от земных дорог…
Виной тому — четыре греха мои:
Нагая частая ночная и денная жена…
Пиала неразбавленного тучного ежедневного терпкого вина…
Полная луна (в день смерти была она)…
И вечно пустой, нищий карман…
Вот и черпаю из вечного Таснима до срока я…
Вот и плоть моя, досрочно растраченная, ушла с земли, а за ней рыдалистая, хоть и бессмертная, плачущая по земле, душа-скиталица моя, моя, моя…
И дервиш был один, кто в Раю разрывающе, раздирающе, рыдал…
