бочек пива и двухсот литров вина в год.
Обучение делилось на две части — лекции и диспуты. Каждый преподаватель давал в неделю от двух до пяти часов занятий
Экзамены на докторскую степень проходили в виде диспута на тему работы, представленной кандидатом. Эта церемония обычно проводилась в июне или июле в присутствии публики и представителей местной власти. Иногда о ее начале город оповещали трубачи. Оканчивалась же она парадом и застольем, которое, по утверждению Париваля, часто затягивалось на два дня.{81}
Редко бывало, чтобы молодой человек из аристократической семьи не получал высшего образования. Определенное число богатых студентов всегда образовывало высший слой, противопоставлявший себя скромным бурсакам теологического факультета и кочующей массе бедных студентов, чье существование подтверждают академические реестры. В последних сообщается о лишении прав поступления «по причине бедности», штрафах «в пользу нуждающихся студентов», вмешательствах сената в случае неплатежеспособности. Некоторые студенты подрабатывали, например, цирюльниками.
При поступлении на факультет абитуриент записывался у
Студенты-иностранцы как в городе, так и в провинции любили объединяться в землячества. «Аборигены» в свою очередь образовывали «национальные коллегии». Внутри таких ассоциаций устанавливались самые дружеские отношения. Студенческая жизнь была довольно бурной. Гвалт на лекциях и даже на торжественных диспутах, шумные выступления против профессоров, не пользовавшихся уважением, — привычки, не имевшие серьезных последствий. Зато «крещение» новичков отличалось иногда такой жестокостью, что в 1606 году Штаты были вынуждены своей властью запретить этот обычай в Франекере. Частые попойки также могли зайти слишком далеко. В Лейдене студенты братались с преподавателями в кабачках «Кедровая шишка» и «Сражающийся лев», что нередко заканчивалось потасовкой. Студенческое пьянство, подстегнутое налоговыми льготами, превратилось в общественное бедствие. Власти были вынуждены многократно запрещать ношение оружия. Дуэли между студентами, запрещенные в 1600 году, на деле никогда не прекращались. Университет действительно отправлял гражданское и уголовное право над своими выпускниками. Ректор и асессоры вместе с бургомистром и эшевенами образовывали академический трибунал. Применяемые наказания — от штрафа до исключения или помещения под стражу на хлеб и воду. Эти силовые меры не могли обуздать рвавшейся наружу энергии студентов, которая выливалась в настоящие мятежи, когда какой-либо конфликт противопоставлял их властям: Лейден — 1594, 1608, 1632, 1682 годы; Франекер — 1623 год; Гронинген — 1629 и 1652 годы.
Ориентированная на практику нидерландская наука выходила за рамки университета. Вне факультетов, за пределами лекционного обучения она выражала себя в технике. Телескоп, микроскоп, термометр, барометр, часы с маятником, логарифмы, интеграл и дифференциал, изобретенные в «золотом веке», достойно представили Нидерланды в истории европейской цивилизации. К ним следовало бы добавить многие достижения в области анатомии, биологии, космографии и географии. Большая часть этих открытий явилась плодом как терпеливого наблюдения, трезвых умозаключений, систематического поиска, так и изобретательного воображения. Увеличительное стекло родилось в темной лавочке оптика. Изобретатель микроскопа Антоний Ван Левенгук из Делфта выставлял свой инструмент на ярмарках. Один лейденский врач случайно наткнулся на это открытие и запустил его в международный научный мир. Телескоп, изобретенный бродячим ученым богемного склада Корнелием Дреббелем, позволил Кристиану открыть в 1655 году пояс Сатурна, а позднее — газовые облака Ориона. Сам он был домоседом, просвещенным любителем, изобрел часы с маятником и создал первую теорию света. Медик Шваммердам использовал микроскоп для изучения мелких насекомых. Дальние путешествия коммерческого или дипломатического характера во многом способствовали такому развитию науки.
Ботаник Бонтий сопровождал Кона на Яву в 1627 году; медик Пизо отправился вместе с принцем Иоганном-Морицем в Бразилию. «Индийские» флора и фауна вошли в область науки. Восток уже с конца XVI века привлекал внимание нидерландских лингвистов и историков. В Лейдене была организована кафедра арабского языка, которую ее выпускник Эрпений благоустроил типографией, специализировавшейся на семитских языках, а также эфиопском и турецком. Его последователь Голий, получив аккредитив в 2 тысячи гульденов, был направлен кураторами в экспедицию, в результате которой три года провел в Оттоманской империи и вывез оттуда самую большую из существовавших в Европе коллекцию восточных рукописей, насчитывавшую 300 томов. По возвращении он составил арабско- латинский словарь, при работе над которым пользовался услугами приглашенных им восточных коллег — дьякона из Алеппо, персидского и армянского ученых. Около 1600 года Голландия стала центром восточных исследований всего мира.
Глава XI
Стрелы амура
Уильям Темпл, обожавший медицинскую терминологию, отмечал, что характер нидерландцев, по природе умеренный, недостаточно «воздушен» для изысканных проявлений радости и не слишком горяч для любви. Конечно, молодые люди поддерживали в себе это чувство, но «знали его скорее понаслышке, а не питали искренне сами, рассматривая любовь как непременный, но не волнующий предмет разговора… Встречаются, — продолжает посланник, — любезные кавалеры, но нет пылких влюбленных».{82}
Свидетельства большинства иностранцев подтверждают эту точку зрения. Нидерландские мужчины, обычно высокие, сильные и крепкие, обладали физической красотой, отличаясь белизной кожи, здоровым румянцем и правильными чертами. Но сексуальные игры их не занимали. Дела в их глазах стояли выше любви, а как развлечение алкоголь имел то преимущество, что обходился дешевле, чем женщины. Жеманство и кокетливость не привились нидерландкам не только в силу безудержной тяги к независимости, которая настраивала их против любых заигрываний, но и потому, что холодность мужчин отбивала к тому всякую охоту. Отсюда возникла поразительная свобода женщин в отношениях с противоположным полом. В вопросах эротики сохранялась полная свобода выражений, которая поражала заезжих французов. Около 1600 года в Париже ходило шутливое выражение «любить по-голландски». Ренэ Ле Пэи, посетивший Нидерланды в то время, весело иронизировал: «Голландки по глупости делают то же, что парижанки от ума». «В момент наивысшего наслаждения, — утверждал он, — они грызут яблоко или щелкают орехи».{83} Шутки, достойные своей эпохи. Сент-Эвремон кажется более утонченным. «Холодность ко всему, — говорит он, — отличает мужчин и женщин, достигших степенных лет, — скорее виной тому женитьба и зрелость. Молодые холостяки, напротив, люди другой закалки».{84}
Относительная суровость нидерландских нравов пресекала распущенность, царившую в других краях. Препоны всякого рода значительно усложняли несанкционированные встречи. Были также официально признаваемые традиции. На острове Тексель молодые люди ходили компанией в гости к той или иной местной девице три раза в неделю. Ели, пили сладкое вино, шумели, барабанили, резвились, заводили новых друзей.