моряки, привлеченные возможностью легкой наживы, бросали службу и присоединялись к пиратам. Когда весной рыболовецкий флот поднимал паруса, направляясь на ловлю сельди, его сопровождал конвой из военных кораблей. Генеральные штаты отдали указание не брать дюнкеркцев в плен — их бросали в море.{262} Такое положение дел сохранялось до 1646 года, когда франко-голландской армии удалось наконец взять Дюнкерк, который был присоединен к Франции.{263}
Поиск судоходного пути к северу от Скандинавии в первые годы XVII столетия привел сначала англичан, а затем и голландцев к встрече со стадами китов, посещавших эти воды. В 1611 году англичане снарядили два китобойных вельбота. На следующий год Амстердам, в свою очередь, спустил на воду китобойную шхуну, доверив командование английскому лоцману и щедро оплатив его услуги. Энкхёйзен, Сандам и Делфт встали на тот же путь. Но борьба с английскими конкурентами потребовала разработки общей политики. В 1614 году группа голландских китобоев образовала Северную компанию, которая спустя три года получила официальный статус и исключительное право охотиться на китов между Шпицбергеном и Гренландией.
Основатели компании строили грандиозные планы. В Амстердаме ими были сооружены три громадных склада, снабженных кирпичными погребами, которые образовывали колодцы для хранения ворвани общим объемом до миллиона литров. Для добычи ворвани на Шпицбергене был построен завод, а для его рабочих — деревушка Смеренбург, население которой жило там только летом и уезжало на материк по окончании сезона. Вторая подобная колония была создана на острове Ян Мейен{264}… Однако эти заведения принесли немного пользы. Монополия компании практически не соблюдалась, да и, впрочем, сам ее статус был довольно размытым. При появлении китобойных шхун киты уплывали; приходилось гоняться за ними в открытом море и добывать ворвань прямо на борту. Таким образом, под все более чувствительными ударами англичан, к которым присоединялись датчане, в 1642 году компания получила отказ Генеральных штатов продлить предоставленные ранее привилегии. С этого момента китовый промысел стал свободным занятием с центром в Амстердаме. Временные ассоциации, организуемые на один сезон, позволяли покрыть большие расходы на снаряжение флотилии: различные заинтересованные торговцы вносили свою долю в размере 1/4, 1/32, 1/64 от общих затрат, в зависимости от случая. Один из вкладчиков за определенную плату принимал на себя управление всем предприятием.
Длина китобойного вельбота составляла 30–40 метров. Самые большие достигали десяти метров в ширину и шести в высоту, из которых четыре находились под водой. Дубовая обшивка, обитая железом, усиливала массивный корпус и защищала его от ударов льдин. Около 1700 года такое судно с семью шлюпками стоило 25 тысяч флоринов. Снаряжение, помимо навигационных приборов, включало значительное количество оружия и рыболовных снастей — 450 бочонков; 60 линей в 125 саженей; просмоленные фалини, сделанные из 90 сплетенных веревок; гарпуны с рукоятями из дуба; пилы; топоры и различные виды ножей. Подготовка начиналась с осени. Экипаж насчитывал, в зависимости от размеров судна, от 50 до 90 человек. Вербовщик устраивался в портовом трактире и вывешивал флаг. В Сандаме традиционным местом сбора китобоев была таверна «Шпицберген». Найм осуществлялся по контракту, положение которого определяли как жалованье, так и поведение на борту. Матросы получали аванс от 100 до 150 флоринов, который тут же и пропивали. Остальная часть их заработка определялась долей от взятой добычи. Шхуны выходили в море в апреле. Курс брался на норд-норд-ост. С 60-го градуса широты приводили в готовность снаряжение, капитан формировал команды гарпунеров, копейщиков, раздельщиков. К 75-му преодолевались первые дрейфующие льды. Киты показывались между 77-м и 79-м градусами северной широты к югу от Шпицбергена. Техника китовой охоты не отличалась от описанной в XIX веке Г. Мелвиллом в романе «Моби Дик».
Глава XXX
Обработка земли
Опустошения, принесенные войной, в особенности разрушение плотин (в 1576 году 2/3 провинции Голландия были затоплены водой), способствовали до 1600 года упадку сельского хозяйства. Слабый подъем начался в начале XVII века вслед за повышением цен. Но в целом сельское хозяйство не внесло своей лепты в общее благоденствие. Только в южных районах Голландии и на некоторых зеландских островках выращивались во впечатляющих количествах зерновые или технические культуры, такие, как рапс и марена.{265} Почвы далеко не везде были пригодны для зерновых, урожайность которых страдала от архаических методов земледелия, оставаясь слишком низкой, чтобы рассчитывать на какие-либо запасы. К тому же города мало интересовались сельской экономикой и в больших объемах закупали зерно за границей, подрывая рентабельность собственной деревни. Большинство крестьян в первой половине века довольствовалось возделыванием огородов и выращиванием скота. Надо ли говорить, что голодные годы случались нередко.
Скотоводство давало больше доходов. Иностранцы восхищались изобилием и тучностью нидерландских стад.{266} Великолепные луга позволяли закупать весной тощий скот в Дании или Голштинии, чтобы, откормив, выгодно перепродать его осенью. Однако надои молока по сравнению с нынешними нормами были довольно низкими. {267} Кроме того, скотоводство, процветавшее на твердой почве Голландии, Зеландии и Фрисландии, сталкивалось с неимоверными трудностями на песчаных землях востока страны, где небольшая засуха, плохой сенокос могли привести к полному краху.
В 1621 году Дрента пережила опустошительный неурожай кормовых. От голода пало 2500 лошадей, 10 тысяч быков и коров, 50 тысяч овец. Половина возделываемых земель осталась без природных удобрений, что тяжело сказалось на урожае следующего года. Лишь после крупномасштабных работ по осушению болот, предпринятых в середине века, сельское хозяйство смогло преодолеть кризис.
Крестьянин пытался выжать из своего скота максимум дохода. Оставляя для себя сыворотку, в отсутствие официального контроля, он, не стесняясь, разбавлял «цельное» молоко, которое продавал в городе в розницу (по домам, на рынке) и оптовикам. Также не считалось зазорным жульничать на масле, добавив в него больше соли. С сыром, который раскупался лучше других сельскохозяйственных продуктов, таких уловок не проделывали. Из ферм он вывозился на центральные рынки, например в Алкмар, где его оптом скупали посредники. Париваль видел на рынке Хорна, как в муниципальную палату мер и весов на тысяче крестьянских телег везли более 150 тысяч фунтов сыра.{268} К середине века один Эдам ежегодно экспортировал 500 тонн головок сыра с красной корочкой.
Вне обычных рынков организовывались ярмарки, часть которых пользовалась правом приостанавливать преследование за долги до закрытия торгов. Особой славой пользовалась лошадиная ярмарка в Валкенбурге, проходившая в сентябре.
«Нидерланды, — заявил Темплу один голландский министр, — используют для содержания плотин столько людей, сколько могут накормить собственным хлебом».{269} В самом деле, жители этой страны на свой лад переиначили библейское изречение. «Господь создал мир, голландец — Голландию». Бoльшая часть территории самых богатых провинций, а именно Голландии и Зеландии, представляет собой лысую равнину, лежащую чуть ниже уровня моря. Такое положение подвергает эту землю не только опасности заболачивания, но и угрозе затопления внешними водами. Защищенные от моря на части побережья цепью высоких дюн, Голландия и Зеландия были вынуждены возвести еще в Средние века{270} искусственные преграды для защиты дельты больших рек, равно как и для запруживания последних. Поскольку диких вод, озер и болот по-прежнему оставалось более чем достаточно, сеть плотин оплела всю страну. {271} Их строительство продолжалось. Еще в 1682 году в Амстердаме, на южном берегу Эй, была насыпана дамба, которая должна была защищать от воды во время сильных приливов жилой квартал, насчитывавший две тысячи домов. Такие работы сопровождались постройкой шлюзов, вроде