национальные богатства, распоряжаться сбережениями населения и перекачивать на свои счета десятки и сотни миллионов.
Услышав такие свежие и красочные впечатления о стране, гражданином которой я, увы, являлся, мне стало даже любопытно побывать в этом лепрозории. Вырисовывалась просто фантастическая картина! Ведь в Украине чуть ли не каждый второй взрослый гражданин обременён высшим образованием. И как такое население, в центре Европы, может допустить подобные эксперименты над собой?
C другой стороны, чего бы это Влад, владеющий английским, японским, польским, и, самое важное — украинским, языками и киевской пропиской, не устроился в родном Киеве? Не совсем же он обезумел, забрав оттуда жену и полуторагодовалого ребёнка, чтобы начинать новую жизнь в Бруклине…
Мне было ужасно любопытно, увидеть всё это своими глазами! В конце концов, если я почувствую на своей шкуре болезненные последствия украинского відродження, я всегда смогу, потратив часть своих сбережений на визу, билет, и вернуться в тёплую и хлебную Флориду.
Вероятно, американский оптимизм Влада так подействовал на меня, что я вспомнил о собеседовании, назначенном мне в какой-то муз конторе. Я отыскал адрес, записанный мною на клочке бумаги под диктовку секретаря. Это был некий «Ace Record», меня ожидали там к 11, по адресу 56 West 39 Str. NYC, и мне следовало спросить некую Danielle.
Я подумал, что это тоже любопытно. Пока я ещё здесь.
В назначенный день я прибыл по указанному адресу. Невзрачная дверь с номером 56 была заперта, но имелся звонок, я воспользовался им и дверь открыл мужчина, исполняющий функции вахтёра. Я лишь назвал наименование разыскиваемой конторы, и он молча пропустил меня, подсказав, что это на третьем этаже. Об этом и указатели говорили.
Добравшись до дверей с табличкой Ace Record, я вошёл туда и оказался, как я понял, в приёмной.
Просторная квадратная комната, один угол которой был оборудован под секретарский офис, где заседала женщина средних лет. На стульях, расставленных вдоль стен, посиживали визитёры. Оглядевшись, я понял, что все эти ребята так же приглашены на свидание.
Я направился к секретарю. Её телефон непрерывно звонил, и она жизнерадостно отвечала на звонки. Ожидая, пока она закончит говорить по телефону, я понял, что всё это звонки по объявлению. Люди интересовались.
Закончив, она приветствовала меня служебной улыбкой. Я коротко доложил, что мне на сегодня к 11 назначена встреча-смотрины. Она попросила назвать имя, и, услышав таковое, быстро отыскала нужную запись в своём журнале. Затем радостно объявила мне, что это она же и записала меня на приём и предложила присесть, подождать пока меня пригласят. Я послушно занял место среди ожидающих.
По этой комнате можно было предположить, что арендовано место недавно. Всё здесь было старенько, дёшево и наспех организовано. За перегородкой, куда вела дверь, похоже, и происходили беседы с кандидатами. Когда в приёмной становилось тихо, то можно было слышать разговор за перегородкой. Чтобы поправить это недоразумение, секретарь прибавляла громкость игравшей у неё под боком музыки. Вышедший из-за перегородки кандидат, молча покидал нашу приёмную, что он вынес из этой беседы, я не мог знать. Секретарь объявляла очередное имя, и туда уходил следующий.
Ожидающие, сидели с серьёзными, озадаченными лицами. Почти все они были одеты если не в костюмы, то уж и не в джинсы, как я. Ясно было, что они относятся к предстоящей процедуре вполне серьёзно. В большинстве это были ребята в возрасте 25–30 лет, каждый принёс с собой какие-то бумаги, вероятно, трудовые биографии и характеристики от предыдущих работодателей. Некоторые из них заметно волновались и даже нервничали, хотя, как мне показалось, эта контора не стоила того. Но я мог и ошибаться.
Давно не ремонтированное помещение, разделённое фанерной перегородкой, музыка в качестве звукоизоляции и портреты-шаржи Рода Стюарта и Фрэнка Заппа на выгоревшей стене… Ко всему этому относиться серьёзно я не мог. Мои полинявшие джинсы с футболкой вполне соответствовали этому месту, а папка с комсомольскими грамотами (которых у меня никогда не и было), здесь была бы просто неуместна. Хотя, аренда этого пространства на западной 39-й улице Нью-Йорка, наверняка, чего-то стоила организаторам.
Наконец, я дождался своей очереди и прошёл за перегородку. Там я нашёл фанерный кабинет с письменным столом, за которым восседал деляга в костюме. При моём появлении, он встал, врубил улыбку и салютовал шаблонным приветствием.
— Привет, я Боб. Добро пожаловать в Ace Record!
Он протянул мне руку, и мы обменялись рукопожатиями. Я назвал своё имя и тоже соврал, что рад познакомиться с ним. Мне было всего лишь любопытно.
Мы присели, он заглянул в свои записи и назвал моё полное имя.
— Откуда ты? — последовал традиционный вопрос.
— Из Флориды, — ответил я для разнообразия.
— Но ты не кубинец, скорее русский? — шутя, но точно подметил он.
— Русский из Украины, — дополнил я его знания.
— Хорошо. В Польше уже работает наш филиал, — похвастал он.
Я промолчал, подумав про себя, что же хорошего; то, что я русский, или то, что у них филиал в Польше?
— Давно из Флориды приехал? — спросил он по-свойски, при этом присматриваясь ко мне, как следователь к свидетелю.
— Неделю назад, но я раньше уже жил в Бруклине.
— В Бруклине остановился? Вероятно, на Брайтон Бич?
— Нет, район Бенсонхерст.
— Ну, хорошо, Сергей, коротко расскажу тебе о нашей деятельности.
Наша фирма начала работать в Нью-Йорке совсем недавно, но дела идут хорошо, и мы видим перспективы расширения дела здесь. Сейчас нам нужны люди для реализации компакт дисков и аудио кассет. Мы не открываем магазины, здесь их уже достаточно, наши люди несут товар прямо покупателю…
— А если покупатель не нуждается в этом? — подумал я, но промолчал.
— Наши сотрудники создают круг постоянных покупателей и поддерживают с ними тесные отношения…
— Порою, навязчиво-назойливые отношения, — подумал я про себя.
— У нас, в отличие от магазинов, гибкие цены и масса прочих преимуществ, — продолжал он.
— Как оплачивается работа, по часам или от проданного? — поинтересовался я.
Мой вопрос был воспринят как вполне естественный, и я получил чёткий ответ.
— Сначала твердая понедельная оплата, с постепенным переходом к сдельной, то бишь, процент от проданного. Но сейчас не это главное.
— А что же?
— Сможешь ли ты это делать?
— Чтобы ответить, смогу ли я что-то продавать, мне необходимо знать, что и по каким ценам я должен продавать. Покажите мне список ваших компактов и цены на них, и я смогу ответить на ваш вопрос.
— Эти списки состоят их десятков тысяч наименований, и они постоянно дополняются, цены тоже меняются. Могу лишь сказать, что наши цены всегда ниже, чем в магазинах, и наш покупатель всегда может обменять купленный им компакт, — продолжал он свою коммерческую песню.
— Во всех магазинах можно обменять купленный компакт. Так какие же у вас цены? — не унимался я.
— Я вижу, ты имеешь некоторое представление об этом…
— Я тоже не в магазинах покупаю компакты, а от BMG и Columbia House, у них и цены гибкие и обменять также всегда можно, а средняя цена за компакт выходит всего 4 доллара. Поэтому мне и любопытно какие же цены у вас.
— Сергей, повторяю, это не столь важная деталь в нашей работе, цены постоянно
