Босс считал иначе. Пока мы вытаскивали свои сумки из багажника, к нам подъехали на грузовичке двое рабочих американцев и с интересом спросили босса: сколько человек он привез?
Затем, босс призвал наше внимание и представил бригадира, который заведовал всеми хозяйственными работами на территории лагеря. Он пожелал, чтобы сейчас мы выбрали себе комнаты, быстренько обустроились — и через полчаса были готовы к работе.
Между нами работниками говоря, никто из нас не был намерен сегодня работать. Посмотрели в сторону озера — и потащились со своими вещами в барак.
Комнаты предполагали по два спальных места и были оборудованы туалетом с умывальником. Вполне приемлемый временный летний вариант.
Мы с земляком выбрали себе комнату, наспех произвели некоторую перестановку мебели, переоделись — и вышли. Наши коллеги: молодой поляк и пожилой таджик — вместе заняли другую комнату. В этом же бараке была общая столовая с большим холодильником, электроплитой, столами и стульями. Имелась и душевая кабинка.
Когда все были готовы к труду, за нами пришёл новый бригадир и повёл нас на объект.
3
13 июня 1993-го года, спустя три недели после нашего прилета в страну. Солнышко припекало. Воздух чистый. Тишина. Место чудесное, но в отношении работ, которые нам предстояло здесь выполнять, иллюзий у нас не было. Положительный энтузиазм вызывали лишь мысли об озере, еженедельных 220 долларах и неограниченном питании. А в остальном — сомнения и грусть.
Нашим первым объектом оказался земельный участок на окраине лагеря, в форме мелкого котлована. Работодатели поручили нам очистить участок от травы и прочей растительности. Подвезли лопаты, грабли, и, пожелав успеха, оставили нас.
Остальное всё как в армии: разница лишь в том, что лопаты были американскими, и мы могли не заботиться о форме одежды. Вместо старшины, в качестве контролера, к нам, время от времени, бесшумно подкатывал на электромобиле сам босс. Немногословно оценивал нашу работу, как good job, обеспечивал холодным питьем — и удалялся.
Поляк Бориска, так мы его звали, оказался самым молодым, как по возрасту, так и по стажу пребывания в Америке. Его представление о работе в лагере болезненно не совпадало с тем, что нам здесь предложили. Недоразумение было очевидным и жалким.
Между тем, несмотря на тоскливое содержание поставленной задачи, нас никто не подгонял, и мы, беседуя о своём, делали порученное, прикидывая по времени, чтобы сегодняшний рабочий день ограничился заданным объектом.
К вечеру, хорошенько подзагорев, выполнили большую часть работы. Подъехали босс и бригадир. Осмотрели результаты наших ковыряний и дали положительную оценку. Посовещавшись, они объявили об окончании рабочего дня и ознакомили всех с лагерным режимом.
Каждое утро, кроме субботы (выходного дня) к половине восьмого мы должны быть готовы к труду. Часов в 12 — обеденный перерыв минут на 45, и до 6 вечера — работа.
Затем, работодатели поинтересовались нашими именами. Бригадир представился нам как Даг (сокращенно от Даглас). А босс, подумав, заявил, что мы можем обращаться к нему просто — Босс.
Озеро оказалось чистым и прохладным; похоже, что там были родники. На озере мы встретили двух польских рыбаков.
Двое молодых панов с зелёными картами и спиннингами, приехали сюда на сезонную работу из Бруклина, где они живут уже несколько лет со своими родителями. Один, совсем молодой, ещё школьник, зато свободно говорил по-английски, и уже, как американец, до идиотизма любил автомобили. Другой — значительно постарше и приторможенней. Рыбная ловля для них была спортивной забавой. Но пойманную рыбу они не отпускали, а уносили в барак, довольные своим уловом. Только с рыбой ничего не делали, так как продуктов было более чем достаточно. Спустя пару дней, когда рыба портилась, её выбрасывали. И так всякий раз.
К нашему приезду, на кухне был редкий срач. Когда мы познакомились с этими молодыми панами поближе — стало понятно, почему кухня так уделана.
Наши регулярные чистки и призывы к поддержанию элементарного санитарного порядка на кухне вызывали у польских соседей лишь недоумение и укрепляли мнение о русской диктатуре.
Лагерь пустовал: кроме плавания в озере после работы, можно было играть и в теннис на вполне приличных кортах.
Работа, которую нам ежедневно поручали, ничего особенного не представляла: много красить, стричь траву, развозить всякую мебель по казармам.
А по вечерам снова: озеро, душ, ужин. В прихожей офиса мы обнаружили три функционирующих телефона-автомата, с которых наш таджикский коллега ежедневно звонил своим землякам в Бруклин и домой в Таджикистан. Бруклинские земляки, не подумав, рассказали ему о таком способе связи, как collect call, то бишь, звонок за счёт другой стороны (если та сторона согласна). Вот они то и стали той стороной. Теперь, каждый вечер, после работы, он приглашал меня с просьбой заказать для него переговоры.
Я связывался с оператором, заказывал такой collect call с желаемым абонентом и называл имя заказчика. Его земляк в Бруклине всегда соглашался на оплату подобных звонков, и они беседовали на своем языке. Я не понимал, что говорит мой коллега, но было очевидно, что он очень нуждался в таких сеансах связи. После разговора на родном языке, он выглядел счастливым. Но иногда случалось, что оператор, набрав бруклинский номер, попадал на автоответчик. Наш приятель отказывался верить, что там «никто нет дома», и это вызывало справедливый гнев: «Шайтаны, совсем испортились в этой Америка!.. Трубку не поднимать когда я звонит».
Заказать переговоры с родиной за счёт таджикской стороны, к сожалению, не представлялось возможным. После набора таджикского номера оператор механически диктовал условия связи, требовал опустить в автомат определённую сумму.
Одним словом, кругом — Шайтаны!
Пятница, для кого-то конец недели, то бишь, week end, а для других — шабаш.(евр. schabat — покой).[2]
После обеда босс подкатил ко мне на своём электромобиле для гольфа, с порцией ценных указаний.
Начал он с того, что на какое-то время вынужден покинуть лагерь, обещал вернуться в воскресенье к началу рабочего дня. Но, несмотря на его отсутствие, нам следует качественно доработать этот день. А в субботу (выходной день) вести себя трезво и достойно. Что же касается зарплаты за неделю, то он просил разъяснить всем работникам, чтобы не беспокоились о своих деньгах. Он обещал хранить их у себя. А если потребуется какая-то сумма, он выдаст и учтёт.
В общем, его указания и условия показались мне приемлемыми, и я не стал задавать вопросы.
Мойша покинул лагерь. Небо нахмурилось. Мы дружно сделали перекур, который, в ожидании дождя и обсуждении указаний босса, затянулся до скончания рабочего дня. Работа осталась незаконченной. Дождь прошел стороной. Неделя закончилась.
После обычных процедур: плавание, душ и ужин, наши польские соседи (в связи с отъездом хозяина) поведали нам о своей обычной программе досуга в конце недели.
Все мероприятия сводились к обходу доступных хранилищ с продуктами питания и прочим инвентарем. Их интересовало наше мнение на этот счёт, а также гарантии, что соседство не окажется препятствием для их привычных утех.
Вкратце они рассказали: где и что можно найти. Мы поняли, что они уже не один раз отправляли свои трофеи с родственниками, посещавшими их по субботам.
Осуждать их, или как-то препятствовать, мы не стали. Дождавшись темноты, взяли фонарики и начали с кладовки со спортивным инвентарём. Кладовая поразила нас неописуемым беспорядком. Либо это
