Вернувшись домой, я почувствовал, что в настроении моих временных соседей что-то изменилось. Спустя полчасика ко мне обратился Саша, сосед по комнате.
— Серега, ты завтра улетаешь? — спросил он, хотя знал об этом.
— Да, я же говорил вам об этом. Всё остается в силе.
— А какие у тебя планы на завтра?
— Часа за два-три до начала регистрации вызову такси и уеду в аэропорт…
Саша собирался о чём-то попросить меня, и я уже подумал, что ему тоже надо доставить что-нибудь в Киев. Но я ошибся.
— Сергей, мы здесь посовещались с ребятами… Мы все завтра рано утром уходим на работу, и мы хотели бы, чтобы ты вышел с нами. Ну, ты понимаешь, у нас у всех здесь кое-какие вещи, нам так будет спокойней…
— Понимаю, — согласно ответил я, и задумался: где и как мне убить полдня с сумкой на руках.
Я действительно понимал их. Они едва знали меня, вероятно, какие-то сбережения хранили в загашниках под матрацем, а сегодня ещё сюда приходил, возможно, мой соучастник. В общем, случай тяжёлый, и они, посовещавшись, решили принять предупреждающие меры; выпроводить меня из квартиры, уходя на работу.
Я принял предложенные условия и рассчитался с ними за время проживания здесь. При всём моём понимании естественного беспокойства, их подозрение было мне неприятно. А в общем, возникшее неудобство — просто ерунда, над которой, не стоило морочить голову.
10
На следующее утро, в воскресенье, когда нормальное человеческое большинство отсыпалось, мои соседи собирались на работу. Признак того, что их работодатели — евреи-ортодоксы. Отгуляли шабашную субботу, и начали рабочую неделю с воскресенья, игнорируя христианские традиции.
У меня всё было собрано; ключ от квартиры я сдал им ещё вчера. Мы вышли из дома в начале восьмого утра. У меня до отлёта оставалось уйма времени, и брать такси я не счёл нужным. Мы почти молча прошли с Сашей до ближайшей станции сабвэя Avenue P и вместе поехали поездом F. На какой-то остановке он сошёл, а я продолжил свой путь далее до Hoyt St, ближайшей станции, где проходят поезда А и С, следующие в сторону аэропорта.
В это раннее воскресное время пассажиров было совсем мало, а когда я сошёл на замызганной подземной станции Hoyt St, то оказался там и вовсе один. «In case of emergency. Go to the token-booth. Token-booth clerks have phones to connect emergency medical services the police».[12]
Спустя несколько минут, до меня окончательно дошло, что сегодня воскресенье и в это время определённые маршруты поездов, чтобы не гонять их попусту, ходят с большими интервалами.
Я стоял со своей сумкой, выдающей меня, как человека, собравшегося в путь-дорогу и, нетерпеливо ожидал поезда. Вокруг — ни единой души. Обшарпанная станция с несмываемыми следами чёрных обитателей освещалась неярким неоновым светом. Телефона-автомата не было, да и карманную мелочь я оставил дома. Мои карманы слегка отвисали, но внешне это не было заметно. Место идеальное для встречи и проводов заблудившегося туриста. Невольно припомнилась история Саши из Ленинграда. Я выбрал один из выходов на улицу, предполагая там возможное присутствие сонного работника метро, и приблизился к выходу. С обременительной сумкой (музобоз с компакт дисками) я уже мысленно расстался, если ситуация того потребует. А пока я упорно поджидал поезда.
Простоял минут 30–40 в этом безлюдном подземелье. Безоружный, без связи с внешним миром и одиннадцатью тысячами в кармах брюк. За это время я мысленно отметил присущее мне свойство влипать в экстремально дурацкие ситуации, последствия которых трудно и жутко предсказуемы. Я вспомнил о мудром совете местных жителей, иметь при себе несколько долларов для грабителей, если уж собрался побывать в местах возможного нападения. Я не собирался сегодня посещать такие места, но мелкие деньги под рукой у меня были, и это единственный аргумент, которым я располагал в своём уязвимом положении под землей.
Наконец, появился нужный мне поезд. Я вполне искренне помолился, чтобы он сделал здесь остановку, ибо расписание в определенное время и дни предполагает и пропуск некоторых станций. Мои молитвы совпали с расписанием поезда, и я радостно впрыгнул в вагон.
Ситуация в вагоне мало чем отличалась от станции. Здесь дремал единственный чёрный пассажир, который не обратил на меня внимание. Я занял место у стоп-крана и стал отсчитывать остановки. Ехать предстояло долго. В этом направлении я никогда не ездил и теперь отмечал по станциям, что районы эти преимущественно заселены чёрной братией. На последующих остановках в вагон стали заходить пассажиры, по мере их прибавления, я оказывался в окружении чёрных бродяг, по виду которых можно было предположить, что они ночевали на станциях метро. Некоторые были ещё сонными и не обращали на меня никакого внимания, а некоторые откровенно поглядывали на меня и мою сумку, как на некое недоразумение, провоцирующее их. Я сидел на своем месте, внешне не проявляя каких-либо признаков беспокойства и с надеждой ожидал, что на следующей остановке в наш вагон подсядут пассажиры и поприличней. Однако, контингент не менялся. В раннее воскресное время на этом маршруте катались только чёрные бродяги. Не будь я обременён материальной ответственностью, в обычных туристических условиях такая поездка мне показалась бы даже интересной, ибо я впервые ехал этим бесконечным афроамериканским маршрутом, и для меня это оказалась совершенно неизвестная сторона Бруклина. Станции сабвэя были отмечены колоритными следами обитателей, каждая остановка подобно иллюстрированной странице, показывала мне подземный мир черного Бруклина. Пролистав два десятка остановок, я так и остался единственным, случайным, белым пассажиром. Кроме чувства дискомфорта, временами граничащего с паническим страхом, я ещё раз познакомился с африканским наследием в Америке, и лишний раз убедился, насколько это другой мир.
Все эти люди, лежащие, сидящие, бродящие по станциям и вагонам, говорящие на каком-то своём языке, сами того не осознавая, представляли свой мир, культуру, мораль, ценности. Я со своими трудовыми сбережениями, билетом на самолет и планами на смутное украинское будущее, чувствовал себя в их окружении неким пришельцем с другой планеты.
Со стороны я наблюдал этот мир, отсчитывал остановки, желая поскорее вырваться на безопасную поверхность и добраться до своего финского самолёта. И в то же время, я осознавал, что убегаю хотя и от чужого и опасного, но любопытного и непознанного, о чём, возможно, буду вспоминать ещё много раз.
Наконец, моя остановка Howard Beach — JFK Airoport. Слово Бич в названии этой остановки было очень уместно. Здесь оказалось некое паломничество бичей, и по-прежнему, — ни единого белого человека. Выйдя на платформу, я попал в их активное окружение. Задержись я здесь на несколько минут — мне неизбежно уделили бы внимание.
Мне нужен был маршрутный автобус шаттл, курсирующий от этой остановки метро до аэропорта. Выход из подземки был не один, и я не имел понятия, который из них мне нужен. Огляделся в поисках указателей и заметил двух полицейских. Таких же чёрных, как и всё здесь, только в форме и при полной амуниции. Они были заняты тем, что ходили вдоль платформы и с помощью дубинок будили спящих на скамейках собратьев. На их команды подниматься и выметаться из станции обитатели реагировали вяло и недовольно. Полицейские нервно покрикивали на особенно упёртых, и слегка применяли дубинки.
Я направился к одному из них. Это был огромный увалень метра два ростом и центнера полтора весом. Вокруг его необъятной талии на поясе располагался полный арсенал воспитательных средств: кобура с пистолетом, наручники, подсумок с запасными обоймами, рация и прочая дребедень. В данный момент он пользовался дубинкой, постукивая ею по скамейкам, беспокоя залежавшихся бродяг.
Приблизившись к нему сзади, я вежливо окликнул его, как меня когда-то учили.
— Excuse me, Sir!
