непонятного короткого разговора на собачьем языке, Вова лишь выловил слово «джаз», сказанное неоднократно. Видимо, их удивляло, что вместо дисков с рэп музыкой, они нашли у этого помятого гопника сотню невскрытых компактов и все — джаз, различных времён и течений. Пересмотрев и обнюхав все компакты, они решили распечатать хотя бы один. Вскрыв один компакт и не найдя там ничего, они явно обозлились.
— Выкладывай всё из карманов — на стол, — совсем невежливо скомандовал тот, что порылся в одежде и белье.
Вова выложил на стол свёрнутый конверт с деньгами, сигареты, зажигалку и мелочь.
— Что здесь? — чуть ли не хором спросили они, указав на увесистый конверт.
— Деньги, — коротко ответил Вова.
— Сколько?
— Тысяч семь.
— Американских долларов?! — уточнил служивый с интонацией злой сторожевой собаки.
— Да. Американские доллары, — обеспокоился Вова.
В аэропорту Майами никто не задавал ему подобных вопросов, и в его носках, трусах не рылись, отметил он разницу.
— Наличными!? — удивились они и уставились на конверт.
— Да. Наличные, — пожал плечами Вова.
— Открой это!
Вова развернул конверт и выложил на стол небольшую пачку, перехваченную резинкой, из семидесяти стодолларовых банкнот. И ещё что-то, разными мелкими купюрами.
Трое служащих обменялись взглядами. Затем, один из них взял купюру в сто долларов, рассмотрел и обнюхал её, как он это делал с компактами.
— Гестаповские немецкие овчарки, — подумал про себя Вова.
— Откуда у тебя эти деньги? — спросил тот, держа в руке сто долларов.
— Родственники дали, — заявил Вова, следя, за тем, чтобы тот вернул купюру на место.
— Хороши родственники, — с недовольным сомнением рявкнул цербер и положил купюру обратно.
— Раздевайся, — гавкнул он, кивнув на одежду, что была на Вове.
Вова стал послушно снимать с себя одежду и класть на стол. Они тщательно прощупывали все швы. Не обнаружив ничего, сердито оглядели стоящего перед ними ожиревшего Вована в одних трусах.
— Снимай и это, — раздражительно скомандовал один из них.
Вова стащил трусы до колен. Они, молча, рассмотрели богатое хозяйство Вовы.
— Повернись, — жестом указал служивый Вове.
Вова уже знал, какое место их интересует, и, молча, повернулся к ним спиной, ожидая следующей команды.
Послышались звуки, по которым Вова узнал резиновые перчатки.
— Нагнись, — слегка толкнули его в шею резиновой ладонью.
— Пожалуйста, — ответил Вова и нагнулся, раздвинув ноги, чтобы тем было удобно. Это они ещё не нюхали!
Резиновый палец нагло проник в прямую кишку Вовы, произвёл беглый досмотр-массаж и выскочил. Вова оставался в доступной для всех пассивной позе.
— Одевайся! — сердито гавкнул цербер, с брезгливой гримасой забрасывая резиновую перчатку в корзину для мусора.
Вова поспешил натянуть трусы и одеться. Затем, под хмурые взгляды церберов, рассовал по карманам деньги, сложил вещи в сумки.
— Идём, — буркнул полицейский, и вышел из служебной комнаты, придерживая за собой открытую дверь для Вовы с двумя сумками в руках.
Коридором он вывел его в зал для транзитных пассажиров и, молча, удалился. Оставшись без бдительного собачьего надзора, Вова почувствовал, что пребывает в состоянии глубокого стресса. Сонливость с него слетела. Его выпустили из застенков Мюнхенского гестапо, живым, с деньгами и с промассажированной прямой кишкой. До регистрации на его рейс оставалось около часа времени. Жутко хотелось выпить водки и закурить. А затем — кофе. Он рвану в кафе.
Вова выбрал свободный высокий стул у стойки, бросил под ноги сумки и уселся поудобней. Не успел он рассмотреть, что и почём там продавали, как парень у стойки вежливо взглянул на Вову с вопросительной гримасой.
— Водки! — громко заказал Вова.
— Здесь водки нет, — развёл руками бармен.
— Виски? Ром? — спросил Вова.
Сидящие рядом посетители с кофе, с любопытством взглянули на Вована.
— В этом зале, из алкоголя — только сухое вино. И здесь не подают. Только на вынос, — объяснил бармен.
— Давай вино, — махнул рукой Вова, решив, что здесь можно и самому обслужить себя.
— Белое? Красное? — доставал немец.
— Красное. Сколько? — полез Вова в карман за деньгами, давая понять, что он не шутит.
Доллары здесь принимали. Получив красивую бутылку местного сухого красного, он заказал кофе и перешёл к пустому столику. Оставил там свои сумки, бутылку и вернулся к стойке бара. Парень выставил перед ним чашку кофе. Пахло здорово. Рассчитываясь за кофе, Вова попросил пустую кофейную чашку и штопор. Парень, не сказав ни слова, выдал всё, что Вова просил. Вернувшись за свой столик, Вован вогнал штопор и выдернул пробку. Наполнил пустую чашку вином и выпил это залпом. Вино оказалось приятным на вкус, слегка терпким и пилось легко. Он снова наполнил чашку, пристроил полупустую бутылку под столом между сумок и постарался расслабиться. Старался не обращать внимания на сидящих за соседними столиками, которые с любопытством, осторожно наблюдали за ним. Попивая кофе и вино, он продолжал думать о трёх гестаповцах, которые обращались с ним, как с неким бродягой, опасным отморозком.
Горячий крепкий кофе и прохладное вино положительно восстанавливали его душевное равновесие. Вскоре Вован признал, что всё идёт благополучно — он и его трудовые сбережения в безопасности и всего в двух часах лёта от Киева.
А вот и группа симпатичных девушек прибыла, они говорили между собой по-русски, их присутствие оживило кафе. Из их разговоров Вова понял, что они тоже ожидают регистрации на рейс в Киев. Стало и вовсе хорошо. Пустая бутылка стояла под столом. Вова взял себе ещё чашку кофе.
Регистрация и посадка прошли без каких-либо гестаповских придирок. Попутчики — в большинстве соотечественники. Стюардессы компании «Люфтганза» безотказно угощали напитками. Вове понравился коньяк в 50-граммовых бутылочках.
Перелёт прошёл комфортно и незаметно быстро.
В Киев Вова прибыл живой и тёплый.
При прохождении таможенного и паспортного контроля он честно задекларировал всю наличность. Проверяющий бегло пересчитал ввозимую Вовой американскую валюту, поставил печать в декларацию и пропустил его на территорию Украины. Вову встречал его зять. Он не поленился, приехать из Новой Каховки в аэропорт Борисполь на своём стареньком «Москвиче — 412». Вова был очень благодарен ему за поддержку и транспортную услугу, ибо тащиться из аэропорта в Киев на железнодорожный вокзал в нетрезвом состоянии и с деньгами в карманах, ему было бы неловко.
Вскоре, невзрачный «Москвич» зелёного цвета, с Вовой на борту, растворился в потоке автомобильного движения и взял направление на юг.
Дома
Вова проживал и был прописан со дня своего рождения в городишке Новая Каховка, что на юге
