и предположили, что нам ещё предстоит встречаться в будущем, тогда донесём и вторую половину. Закончили, когда уже стемнело. Назревал вопрос о ночлеге. Людмила посоветовала постучать в ближайшую церковь на этой же улице, где якобы практикуют предоставление ночлега для бездомных. Пообещали известить её о своём новом адресе. На том и расстались.

Рекомендованную нам церковь на этой же улице мы отыскали быстро. Но выглядело это старое протестантское сооружение мрачновато и безжизненно. Никаких признаков бездомного движения я здесь не заметил. Пройдя вглубь двора, мы выбрали дверь с негостеприимным объявлением для посетителей:

No cash or drugs.[24]

Я долго и настойчиво стучал в тяжёлую дверь, и, похоже, всё — таки, достал кого-то. Дверь приоткрыл пузатый представитель Бога, и, пережёвывая свой ужин, спросил:

— Чем могу помочь, джентльмены?

— Возможно ли, получить здесь ночлег? — коротко изложил я причину визита.

— Сегодня таковое невозможно. Сожалею, — поспешил он запереть дверь и вернуться к трапезе.

Я коротко рапортовал Сергею. Тот выругался в адрес всех служителей Бога. Новых идей не поступило.

Мы находились в трёх остановках от Волтомстоу, где проживал земляк Виктор. Я не видел его с тех пор, как уехал на ферму, а последнее время и не звонил.

На мой телефонный звонок ответила его жена Люда. Меня узнали. Виктор оказался дома, всё складывалось удачно.

— Привет, Витя! Как поживаешь?

— Ты, Серёга? — узнал он меня, — где пропадал, что у тебя нового?

— Новостей у меня много. Сейчас я в Лондоне, недалеко от станции «Семи Сестёр». Хорошо бы повидаться и поговорить.

— Так подъезжай! — охотно принял моё пожелание Виктор.

— Только я не один, с приятелем.

— Я его знаю? Андрей?

— Нет, ты не знаешь его.

— Ну ладно, подъезжайте, разберёмся.

Пришлось снова объяснить Сергею о возникшем варианте дружеского пристанища. Он одобрил такую затею и предложил прикупить выпивку. Здесь он отгадал! В этом вопросе Виктор был безотказен.

Вышли на конечной линии Виктория. Поднимаясь по ступенькам станции метро, бегло пообщались с мелкими предпринимателями, выпрашивающими в конце дня суточные проездные билеты, чтобы затем продать их до окончания суток.

На базарной улице торговлю уже свернули, и шла вечерняя чистка территории. Кое-какие лавочки ещё работали. Купили пива, и нырнули в пустую кормушку Fish & Chips. [25] Там заказали традиционные порции жареной рыбы с картофелем фри, и не спеша, потребили, запивая это пивом. Оттуда вернулись в лавку, торгующую алкоголем и Сергей, на своё усмотрение, закупил креплённое баночное пиво. Я разнообразил это бутылкой сухого красного, и мы направились на Палмерстоун улицу.

Витя недавно вернулся с работы, выглядел уставшим. Расположились на кухне.

Миграционное дело его семьи висело в неопределённости, как и сотни тысяч других подобных. Наша белорусская затея, тем более, не отличалась оригинальностью, поэтому говорить оказалось особо не о чем. С выпивкой закончились и темы для бесед. Все хотели отдыхать. Нам гостеприимно предложили комнату, и мы с благодарностью расположились на полу. Выданные на ферме спальные мешки снова положительно послужили нам.

Утром, в субботу, когда мы проснулись, Виктора уже не было. Работа. Людмила пригласила нас позавтракать. Спешить нам было некуда. Завтракали с пивом. Пиво, которое нравилось Сергею, едва ли можно называть таковым. Это креплёное баночное пойло, по своим вкусовым и прочим качествам, представляло широко популярную категорию «Дёшево & Сердито». Выпил я немного, но оказалось слишком невкусно и сердито, если не обладаешь должной сноровкой, закалкой, тренировкой…

Провожая нас, Людмила вспомнила и отыскала для меня письмо. Отреагировал я на таковое, как на нечто из прошлой жизни. Вспомнил, что делал неуклюжую дождливую попытку восстановить человеческую связь с Украиной, отправив письмо из глуши графства Дэвон в Одессу. Обратным адресом указал единственный известный мне в Лондоне. Сюда и пришёл ответ.

Выпитое креплёное пиво и неожиданное письмо как-то неспокойно легли на душу. Я вяло пытался сообразить, какие следует предпринять шаги во времени и пространстве, и чего следует ожидать от этого письма? Мой напарник предлагал побывать перед отъездом в некоторых местах в Лондоне. Я не возражал. Так, мы оказались в полупустом субботнем метро. Рядом сидящий земляк, пребывая в приподнятом крепким пивом настроении, читал мне лекцию о силе молитвы и приводил примеры экстремальных ситуаций из своей украинской жизни. Я распечатал письмо и стал урывками вникать в суть изложенного в нём. Моё рассеянное внимание отвлекал рядом сидящий попутчик и объявления об остановках и возможных переходах на другие линии. Сергей инструктировал меня о скором переходе на станции King's Cross. Не вникая в его маршрут, я согласно кивал тяжёлой головой, не отрываясь от письма. Отчаянно пытался настроиться на нужную волну и воспринять полученное почтовое сообщение, как от близкого мне человека. Сканируя глазами рукописные строчки, я чувствовал, как отдалённые расстоянием человеческие отношения гадко сползают в новую, меркантильно-оценочную плоскость, корректируются временем, пространством, иным языком, климатом и новыми рыночными отношениями. Одолевало чувство бессилия и смирения со всем происходящим в этой Богом проклятой стране уродливо зарождающегося украинского капитализма. Ничего не оставалось, лишь принимать все перемены, как испытание и подготовку к чему-то новому, лучшему.

Упрятав недочитанное письмо в карман, я тупо уставился на небрежно выписанную от руки черным фламастером длинную надпись на вертикальном поручне посреди вагона. Продолжая рассеянно думать о своём, я прочитал чей-то очень личный, отчаянно кричащий привет пассажирам лондонского метро: I fuck this world, because the world fucks me…[26]

В этот момент, совершенно неизвестный мне автор публичной записки показался мне много ближе, чем некоторые в Украине. Я мысленно подписался под чьим-то криком души.

Рядом сидящий соотечественник читал вслух: «Отче наш, сущий на небесах…» и назойливо рекомендовал мне законспектировать и выучить. В моём замутнённом сознании машинально фильтровались небрежно написанное английское:… this world fucks me![27] И диктуемое по-русски: «… да не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого…».

Я заторможено подумал о существовании мира, как универсального общего сознания, которое всё порождает, и все мы — часть Его. Кто-то своей надписью откликнулся на мои текущие мысли, слился со мной в общем поле абсолютного сознания и мы по-братски обменялись переживаемым. Рождается мысль, и о ней узнаёт весь мир!

На станции King's Cross мы вышли, и по инициативе товарища перешли на линию Hammersmith. Мне предлагалось проехать на Liverpool Street и посетить рынок. Я не возражал. К тревожным мыслям прибавилось муторное ощущение отравления. Этот суррогат пива так и не усвоился мной, но вызвал тошноту и острую физическую потребность в свежем воздухе. Я был далёк в своих мыслях и слаб физически для поддержания разговора с попутчиком.

До станции Ливерпуль я с трудом доехал, а там кинулся в туалет. Блевал я и желудком и душой. От выпитого в Лондоне и полученного из Одессы. Умываясь, в зеркале увидел бледное отражение того, что от меня осталось: некий заблудший дух и отравленное тело в общественном туалете лондонской подземки.

«When you're down and they're counting, when your secrets all found out…
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату