разочарования на лице, результатом чего было предложение использовать — в качестве временной меры — мой собственный чемодан для перевозки ее новых туфель. Лазар тут же отверг эту возможность и стал укорять жену за ее упрямство.
— Какого черта мы должны тащить эти проклятые обувные коробки в Индию и обратно?
Но жена не удостоила его даже взглядом. Она подняла голову, поправила прическу, норовившую спуститься ей на глаза, и сказала, повернувшись ко мне пылающим лицом, на котором в этот раз отсутствовала ее дружеская улыбка:
— Вы уверены, что не пожалеете об этом?
Во время нашего полета до Нью-Дели, начавшегося в одиннадцать часов вечера, я прочитал несколько страниц из книги Стивена Хокинга «Краткая история времени», которую мой отец купил в аэропорту Бен-Гурион, когда обнаружил, что я не захватил ничего пригодного для чтения, а затем погрузился в глубокий сон, о котором мечтал с самого утра и на протяжении всего долгого дня. Он, овладев мною быстрее, чем я думал, продлился короче, чем мне бы того хотелось. Проснувшись через три часа и не успев отстегнуть ремни, я не сразу понял, где я: на какое-то мгновение мне показалось, что на ночном дежурстве в больнице. В самолете было очень темно, и все пассажиры спали, развалившись в своих креслах и даже заполнив проходы между рядами, как если бы их внезапно скосила чума. Где-то впереди, за контуром подрагивающих крыльев, я попытался сквозь сплошную тьму разглядеть на небе первые проблески утренней зари, которая, по моим расчетам, должна была появиться уже давно, — если только самолет не сбился с курса. Здесь я заметил, что Лазар и его жена навещали меня в то время как я спал — об этом свидетельствовали один из купленных в аэропорту сэндвичей вдобавок к огромной плитке итальянского шоколада, засунутые в пакет, лежавший рядом со мной. Они, должно быть, заметили, что я проворонил свой ужин, погрузившись в беспробудный и сладкий сон. Я завернулся поплотнее в шерстяное одеяло и с жадностью умял сэндвич, равно как и целую плитку шоколада, мысленно благодаря их за знаки внимания, оказавшиеся на редкость кстати. Внезапно мне захотелось увидеть их обоих или, по крайней мере, узнать, где они сидят, но я решил дождаться рассвета, который должен был вот-вот наступить.
Мне не пришлось томиться ожиданием слишком долго, и в слабом золотистом сиянии рождающегося дня я поднялся и побрел, надеясь отыскать их. Но это оказалось вовсе не просто. Индийские дети, свернувшись калачиком, лежали в проходах, тесно прижавшись друг к другу, как если бы хотели проявить солидарность со своими братьями и сестрами, спящими прямо на тротуарах. Похоже было, что количество пассажиров намного превышало количество имевшихся в самолете мест Мне не удавалось обнаружить местонахождение четы Лазаров, как если бы я во время своего глубокого сна каким-то образом потерял ощущение реальности.
Самолет стало раскачивать порывами ветра, и самолетная обслуга индийской авиакомпании по радио призвала пассажиров вернуться на свои места и застегнуть ремни, в результате чего проходы между рядами постепенно освободились, и шерстяные одеяла, то здесь, то там образовавшие укромные уголки, были убраны, обнаруживая сокрытые убежища для любителей более удобного сна.
А я вернулся на свое место, размышляя над тем, что должно было произойти, чтобы Лазары решили занять места врозь друг от друга, что вполне объяснило мою ошибку, так как я искал их сидящими вместе; но едва эта мысль промелькнула у меня в голове, я тут же отверг ее. Мои родители, если не представлялось возможности занять места рядом — просто садились на любые свободные места без малейших раздумий или колебаний. Но не эти двое.
Когда ветер стих и пассажирам разрешили освободиться от ремней, я внезапно обнаружил седую шевелюру Лазара, отстегивающегося впереди, неподалеку от кабины пилотов, припомнив при этом, что за последний год я несколько раз сталкивался с ним в больнице, совершенно не представляя себе, кто он такой. Он начал двигаться по проходу и, поравнявшись со мною, нагнулся и произнес с необыкновенной любезностью:
— Вы спали, и спали, и спали… — Звучало это так, как если бы мой сон каким-то образом задевал лично их.
— А вы? — спросил я.
Он пробежался пальцами по своим кудрявым волосам, устало закрыл глаза и ответил непривычно доверительным тоном:
— Я? Закрыл глаза от силы на десять минут. Я уже говорил об этом. Ничего не могу с собою сделать. Не могу уснуть по-настоящему. Должен контролировать ситуацию… В любую минуту.
— А Дори? — спросил я, слегка покраснев оттого, что назвал ее так фамильярно, однако постарался разуверить себя в этом мыслью, что еще более неестественно в данной ситуации было бы сказать «ваша жена» после столь интенсивного двадцатичетырехчасового пребывания в их обществе.
Он рассмеялся.
— О, все, что ей нужно, — это чтобы было что-то мягкое под головой и кто-то, кто следил бы за временем. И тогда она спит, как божий агнец.
Здесь он внезапно перегнулся через меня и посмотрел в иллюминатор.
— Где мы сейчас? — спросил я.
— Не спрашивайте. Вполне возможно, что пролетаем над одной из этих чертовых стран вроде Ирана. — Последовала пауза, в конце которой он не смог удержаться, чтобы не напомнить мне: — Надеюсь, вы нашли сэндвич и шоколад, которые мы вам оставили. Мы увидели, что вы пропустили свой ужин…
— Да, да, спасибо… Это было просто здорово. Я сразу собрался поблагодарить вас, но только не нашел.
— Послушайте, — внезапно став серьезным, сказал он. — Ничего страшного не случилось, если вы не смогли отыскать нас в самолете. Но что будет, если вы потеряете нас в Индии? Мы должны на этот случай договориться о некоторых правилах. На первый случай вы должны прислушиваться к моему свисту… я свищу особым образом… я употребляю его еще со времен нашего с Дори медового месяца. Это всегда выручало, безотказно. Вот послушайте…
И он в течение некоторого времени насвистывал мне мелодию, пока я не убедил его, что она застряла в моей голове навсегда.
Мы приземлились в Индии мягким туманным утром, и на какое-то мгновение мне показалось, что вокруг нас не настоящая жизнь, а некий фильм об Индии, который нам показывают в просмотровом зале фирмы «Техниколор». Я сидел, зажатый между супружеской четой Лазаров, рядом с багажом, состоявшим из мешка с медикаментами, их чемоданами и рюкзаком, которые выглядели здесь грубыми и даже ненужными в крошечном пространстве древней мотоколяски, изображавшей кэб, в мелькании живописной и многоцветной нищеты, атаковавшей нас со всех сторон. Лицо Лазара было прижато к моему плечу; он выглядел очень усталым и поникшим, и ему явно не помешало бы побриться; на этом фоне еще более удивительно свежим и благоухающим казалось лицо его жены, светившееся от прямо-таки детского восхищения. Каждые несколько минут из нее вырывался громкий восторженный возглас, призывавший нас — меня и ее мужа — взглянуть на мелькавших за окнами самых немыслимых и разнообразных представителей этой фантастической страны, заслуживавших, по ее мнению, особого внимания. Но Лазар не в силах был даже повернуть головы. Осунувшийся и усталый, он сидел, закрыв глаза, и ворчал, не переставая, умирающим голосом: «Нет, Дори… нет. Нет. Не сейчас. У меня ни на что нет сил. У нас еще впереди уйма времени, чтобы разглядеть все, что того заслуживает…» Я честно пробовал реагировать на ее восторженные вскрики, несмотря на несколько раздражавший меня чересчур шумный энтузиазм, поворачивая голову туда, куда жена Лазара призывала смотреть в этот момент, повторяя застрявшую в голове глупую фразу: «Это все не взаправду… это всего лишь еще один и очень правдоподобный фильм об Индии, которыми мы так восхищались, когда были малышами». А тут еще и она ласково улыбалась мне, как если бы я казался ей ребенком, который хочет показаться взрослым.
Но когда мы добрались наконец до гостиницы, рекомендованной нам туристическим агентством (она оказалась в пределах Старого города), ее энтузиазм внезапно испарился, что лишний раз подтвердило, насколько обоснованны были мои возражения против ее присоединения к нам в этом путешествии. Хотя гостиница и впрямь была древней, ни я, ни Лазар не увидели ничего, что помешало бы нам провести в ней ближайшую ночь. Но стоило нам приблизиться к гостиничной стойке, лицо Дори внезапно осунулось, и она громким шепотом потребовала от своего мужа, чтобы мы осмотрели предназначенные нам номера, прежде
