позволила накопить резервы и сосредоточить их на вероятном направлении наступления противника.
Это общее утверждение можно проиллюстрировать конкретным примером. Даже в условиях неточного определения направления главного удара специфические условия Курского выступа и большое количество задействованных в операции соединений позволяли парировать кризисы. Уже в первый день сражения на северном фасе дуги немцам удалось пробить оборону 15-й стрелковой дивизии. Заметим, что соединение занимало оборону на фронте 9 км, что само по себе редкость для оборонительных сражений Великой Отечественной. Однако имевшиеся в распоряжении командования 13-й армии и Центрального фронта возможности исключили прорыв всего фронта через пробитую в построении одной из дивизий брешь. За спиной рассеянной и частично окруженной 15-й стрелковой дивизии был второй эшелон и резерв в лице 2-й танковой армии и 17-го гв. стрелкового корпуса. Нигде до этого не было возможности строить оборону с занятием сразу двух рубежей без разрывов в построении второго эшелона и его растягивания на широком фронте.
Даже если не брать одиозные примеры, к которым относятся, например, армии прикрытия приграничных округов в июне 1941 г., можно указать немало принципиальных различий в возможностях ведения оборонительных операций. Например, в начальном периоде сражения за Сталинград 62-я армия могла перекрыть большую излучину Дона с довольно низкой плотностью и с выделением во второй эшелон всего одной стрелковой дивизии. Ее (дивизию) поставили позади обороны по оси железной дороги. Нетрудно догадаться, что немцы нанесли удар в другом месте, по растянутой в нитку дивизии. Точно так же под Курском на Центральном фронте советское командование ожидало главного удара немцев по оси железной дороги Орел-Курск. В действительности главный удар был нанесен Моделем несколько западнее. Только определенный избыток сил для обороны позволил 13-й армии остановить прорвавшегося противника на второй линии обороны.
Предложения лечить проблемы 1941–1942 гг. «преднамеренной», «прочной» обороной не просто смешны или наивны. Они не учитывают реальных возможностей Западного, Брянского, Сталинградского и других сильно пострадавших фронтов по построению обороны, сравнимой с позициями Центрального фронта. Такие силы, которые были сконцентрированы в руках Рокоссовского, были вполне пригодны для организации наступления с неплохими шансами на успех. Если бы возможности Рокоссовского были у Конева в октябре 1941 г. или у Тимошенко в июле 1942 г., они бы могли не ждать у моря погоды, а наступать и громить противника.
Читатель может задать законный вопрос: «А как же можно было наступать «тридцатьчетверками» с 76-мм пушками на окопанные «Тигры» и «Пантеры»?» Во-первых, как показала практика, наступать на окопанные немецкие танки оказалось возможным и в условиях обороны. Именно этим занималась 5-я гвардейская танковая армия под Прохоровой 12 июля и 2-я танковая армия на северном фасе выступа 6 июля 1943 г. Во-вторых, для того чтобы на них наступать, они должны каким-то образом оказаться в нашей полосе наступления. Когда перед нами многокилометровый фронт, всегда можно выбрать направление, где «Тигров» нет вообще или их мало. Рокированные с других участков фронта танковые дивизии и батальоны «Тигров» будут бросаться в бой по частям, по мере прибытия своим ходом или по железной дороге. Именно по такому сценарию развивались события в ходе советских наступлений осени 1943 г. Возьмем описание боевых действий немецкого 509-го тяжелого танкового батальона, оснащенного танками «Тигр»:
«09.11.43 Сбор 3-й роты в г. Фастове невозможен, т. к. он уже захвачен советскими войсками. Атака с марша в бой, при плохой поддержке пехоты. Уничтожено 4 танка и 6 противотанковых пушек. 2-я рота концентрируется под Фастовом.
10.11.43 Новая атака (участвуют 18 «Тигров») и овладение высотой южнее Фастова. Отбита контратака, уничтожено 12 танков противника. Один «Тигр», вышедший из строя после повреждения подвески, не может быть эвакуирован и взорван. В то время как 3-я рота атакует четырьмя танками северо-восточнее Мироновки, остальные танки находятся южнее Германовки. Прибытие последнего эшелона. В рабочем состоянии 14 «Тигров». В этот день батальон потерял 6 «Тигров» (танк обер- фельдфебеля Юнгерманна взорван собственным экипажем)».
Прекрасный пример можно также найти в более близких к Курской дуге событиях. В сентябре 1943 г. в 6-ю армию Карла Холлидта, оборонявшую Донбасс, был направлен батальон танков «Пантера». Они растворились в пространстве даже быстрее 10-й танковой бригады на Курской дуге. Присланные Холлидту «Пантеры» отнюдь не стали чудо-оружием, способным остановить наступление Южного фронта. В сущности, меньше чем через две недели после прибытия на фронт батальон «Пантер» утратил свою мощь. На 20 сентября 1943 г. из 96 «Пантер» II батальона 23-го танкового полка, с которыми он прибыл на фронт, числились боеспособными только 11 машин: 8 в боевой группе Цандера и 3 в подчинении батальонов в Новом Свете. Еще 11 танков должны были вернуться из ремонта к 23 сентября. Остальные числились в долгосрочном ремонте: 13 танков в Днепропетровске, 24 на сборном пункте к востоку от Днепра, 4 в полковом ремонтном подразделении, 4 были погружены на железнодорожные платформы, и 1 танк охранял плотину в Запорожье. 28 «Пантер» были взорваны вследствие невозможности их эвакуировать при постоянно смещающейся линии фронта. Осенью 1943 г. немцы испытывали те же проблемы, что и мехкорпуса РККА в 1941 г. Вместо 18 штатных 18-тонных полугусеничных тягачей в распоряжении батальона было только 4. При этом для буксировки тяжелой «Пантеры» требовалось два тягача, впрягающихся цугом. Это существенно ограничивало возможности эвакуации подбитых и вышедших из строя танков при откатывающейся назад линии фронта. Переход сражения в маневренную фазу, быстрое смещение линии фронта были куда более страшным оружием против новой немецкой бронетехники, чем 76-мм орудия 34-к или даже противотанковые мины.
Предположение о том, что оборонительное сражение поможет против «Тигров» и «Пантер», основывалось не в последнюю очередь на неверном понимании происходившего под Прохоровкой. Широкой общественности рассказывали и показывали на киноэкране душераздирающую картину сквозного танкового сражения, в котором «тридцатьчетверки» сближались с новой немецкой техникой и безжалостно разили ее в борт. Вот характерное описание событий: «Увидев КВ, они стали угрожающе водить длинными пушками, стремясь перехватить советские машины на максимальной дистанции. Если бы врагу удался его замысел, нашим КВ пришлось бы туго, потому что они могли эффективно поразить «Тигры» только с близкой дистанции. Решение у капитана созрело мгновенно: сойтись с врагом в ближнем бою, чтобы лишить его преимущества. Подав команду «За мной!», командир батальона на полной скорости, в яростном порыве бросил свой танк в центр боевого порядка врага и захватил его врасплох. И до того, как гитлеровцы смогли открыть огонь, командирский КВ первый же снаряд с близкой дистанции влепил в борт одного из «Тигров». От прямого попадания внутри танка произошел взрыв боекомплекта, который разорвал на куски не только экипаж, но и машину»[88]. Эта чудовищная клюква и вампука предлагалась в качестве одного из аргументов в споре об оптимальном способе ведения боевых действий. Как мы сейчас знаем, сражение под Прохоровой в крайне малой степени было похоже на эти схватки на коротких дистанциях с разрыванием танков на куски. В оборонительном сражении столкновение с «Тиграми» и «Пантерами» происходило отнюдь не в благоприятных условиях. Немцами эти машины использовались массово, получали качественное техническое обслуживание и своевременно эвакуировались для ремонта. Контратаки против подразделений, вооруженных новыми танками, диктовались обстановкой, не позволяющей постоянно отсиживаться в капонирах. Как показали действия 1 -й танковой армии, в этом случае танковые части последовательно перемалывались противником за счет концентрации сил на узком фронте.
