микроба.
Люк открывался медленно. Наконец над их головами засветился, замерцал серым рассеянным светом выход. Они не услышали свиста, с каким воздух из тамбура должен был стремительно вырваться в пустоту.
— Какая-то атмосфера здесь, значит, есть… — сказал Коробов. — Ну, да оно и понятно: раз есть живые…
Он неотрывно глядел на отверстие люка, откуда должны были показаться эти живые. Они медлили. Прошла минута, вторая, третья, а ни одно живое существо так и не появлялось. Коробов усмехнулся, сказал:
— Да, смельчаками их не назовешь… Ну что же, покажем пример…
Он вылез наружу, огляделся. Ракета наклонно лежала на длинной, чуть вогнутой платформе, один край ее — с той стороны, где находился люк, — они могли рассмотреть во всех подробностях. Двумя уцелевшими кормовыми амортизаторами ракета, очевидно, во что-то упиралась. Стучавшие в оболочку куда-то скрылись — никого не было видно, но вылезшему вслед за пилотом Калве все время казалось, что он чувствует чей-то пристальный, неотступный, тяжелый взгляд.
— Что же, прыгнем? — спросил Коробов. — Невысоко, метра три до пола…
— А обратно?
— Обратно нас будет четверо, справимся, подсадим друг друга, — сказал Коробов уверенно, как будто не впервые приходилось ему разыскивать друзей на чужих искусственных спутниках.
Осторожно, придерживаясь за люк, они спрыгнули на край платформы.
— Тяготение порядка одной пятой земного, — прикинул Калве.
— Значит, искусственная гравитация для марсиан не проблема, — ответил Коробов. — Вот чему бы научиться…
Подойдя к краю платформы и еще раз оглядевшись в надежде увидеть хоть одно живое существо, они спрыгнули на пол. Осторожно ступая, отошли от ракеты на несколько шагов. Калве глянул на часы, потом — на абсолютный термометр.
— Двести семьдесят восемь — значит, пять по Цельсию… Давление — триста.
— Что ж, приемлемо, пока мы в скафандрах, — спокойно откликнулся Коробов. — Но куда же мы в конце концов попали? Где гостеприимное население? Где оркестр, цветы?
Они находились в большом, похожем на ангар зале. Внешняя широкая стена его, в которую упиралась эстакада с лежащей на ней ракетой, была чуть выгнута наружу, противоположная, узкая, казалась выпуклой, словно обе были выстроены по дугам концентрических окружностей. Плавно, без углов стены переходили в высокий потолок.
Вдоль стен этого огромного зала, который эстакада с ракетой делила точно пополам, возвышались какие-то машины или приборы неизвестного назначения; форма их была, видно, хорошо продумана, точно выверена, хотя и казалась непривычной для земного глаза: много острых углов, вогнутых поверхностей, нависающих, выдающихся плоскостей. Но все они создавали впечатление стройной системы, объединенной общим замыслом и стилем. Коробов привык по внешнему виду машины судить об общем уровне технической культуры, и похоже, здесь этот уровень был достаточно высок.
Отовсюду дружелюбно — или это так казалось? — подмигивали разноцветные огоньки. Вдоль стен тянулись трубы и кабели со множеством ответвлений, вентилей, патрубков, непонятных грибообразных отростков, блестевших голубым блеском наконечников, экранов с нервно пульсирующими огоньками. Разреженная атмосфера доносила легкий гул. Но никого не было видно, никто так и не захотел показаться людям. Очевидно, хозяева предпочитали наблюдать за гостями откуда-нибудь из укрытия.
— А проводочка у них наружная, — сказал Коробов. — У нас такого безобразия бы не допустили.
Калве кивнул. Он не удивился замечанию Коробова: и у него самого было такое чувство, словно это не на другой планете находились они, а просто на каком-то вполне земном заводе, хотя и неизвестного назначения. Здесь ничто не тяготило таинственным, потусторонним. Наоборот, хотя многое для них и оставалось пока непонятным, но в принципе было схоже с тем, что оставили они на Земле. Хотя бы вон та машина, определенно напоминавшая формой автомобиль, только почему-то перевернутый вверх колесами,
Калве вздохнул, вспомнив о земных лабораториях, об «умной» тишине вычислительного центра, в которой было так приятно думать… Но Коробов уже зашагал по залу.
— Ну, раз хозяева не показываются, мы их ждать не станем. Надо самим искать ход на поверхность: наших здесь, судя по всему, еще нет, значит они остались на* верху. Один ход наверняка есть — там, где прошла ракета.
— Но нам его не откроют, — возразил Калве.
— Может, и открыли бы, если им объяснить, — с досадой сказал Коробов. — Да объяснять-то некому, вот беда!..
— Поищем другой, — сказал Калве. — Мне кажется… по-моему, в том конце зала — видишь, не по оси эстакады, а правее — какая-то ниша в стене.
Оба торопливо пересекли зал. Действительно, это было похоже на выход. Только как его открыть, было совершенно непонятно. На двери — вернее, на пластине, перегораживавшей нишу, — не было ни намека на рукоятку или на замочную скважину.
— Да, эти самые местные жители… — сердито начал Коробов.
— Вот они! — прервал его Калве.
В длинном коридоре тусклым сероватым светом горели светильники, покрытые слоем пыли. Они сами зажигались перед идущими и гасли, оставшись позади.
Почему-то Раину пришли на память монументальные пирамиды фараонов с их скрытыми потайными переходами. Там так же, наверное, археологов давили стены таинственной неизвестностью. Но это ведь на Земле, а тут…
Они шли торопливо, внимательно оглядываясь по сторонам. Было пройдено около сотни метров, а коридор все не кончался, по-прежнему уводил их все дальше — прямой, без единой двери, без единой детали, которая нарушала бы однообразие. Казалось, он шел совершенно горизонтально, хотя в этом необычном мире вряд ли можно было целиком доверять своим ощущениям. Лампочки индикаторов радиоактивности слабо тлели в шлемах скафандров, напоминая о постоянном небольшом излучении.
Полчаса тому назад, на поверхности, когда лежавшая, казалось, незыблемо ракета вдруг скользнула вниз и так непонятно исчезла, оставив их одних в пустоте, им сгоряча показалось, что все кончено. И в самом деле, не пробиваться же сквозь материал, который сталь даже не царапала!
Несколько секунд они сидели молча, мысленно прощаясь со всем, что было дорого в жизни. Раин подумал, что если бы не Сенцов рядом (слышно было, как он яростно, шепотом выругался), то от такого полного, абсолютного одиночества посреди вселенной в пору было завыть, глядя на звезды.
Но как-то сразу, одновременно оба обнаружили, что как бы там ни было, умирать они все же не собираются. Тогда Раин сердито сказал:
— Вот они, ваши ракеты… Допрыгались!..
— А ракеты тут при чем? — зарычал Сенцов и, махнув рукой, полез на эстакаду.
— Зачем им понадобилось втягивать ракету, не понимаю! — бурчал он.
— Они могли и не заметить, что кто-то вышел из нее.
— Нечего сказать — хорошо у них тогда организовано наблюдение! — совсем рассердился Сенцов. — За такие вещи с работы снимают…
Они с трудом нашли запиравшую вход пластину — так плотно, почти без швов легла она обратно на место, проглотив ракету Поднять ее нечего было и думать: она весила, верно, даже в этом мире уменьшенной тяжести многие тонны. Повозившись около нее минут пять, космонавты поняли, что это совершенно бесполезно.
— Давай-ка думать быстрее, — сказал Сенцов. — Кислорода у нас осталось примерно на час, Длительные прогулки вне ракеты программой нашего полета не предусмотрены. Это нас научит в будущем… — Он не окончил фразы, махнул рукой. — В общем будем искать, пока хватит дыхания.
