— Да, они вырезали по моей журнальной фотографии трафарет из бумаги и разучивали жест по нему. Мне это потом подтвердили Марк Шуберт и Рафаэль Эскалос — испанский пловец, принявший гражданство США. Признались американцы и в другом: оказывается, они вешали мои фотографии на шкафчики в раздевалке и метали в них дротики для дартса. Это им, дескать, помогало лучше настроиться на борьбу.
— Раньше мы пользовались бритвенными лезвиями «Нева», которые считались главным оружием советских пловцов. Они были очень толстыми и при бритье снимали с кожи не только волоски, но и самый верхний слой эпителия. Для плавания это было то, что надо. Что толку в удалении волос, если ощущения кожи не обострены? С «Невой» же мы обнажали свои нервные окончания в буквальном смысле этого слова. В итоге процедура бритья граничила с садомазохизмом. Когда наши спортсмены выходили на старт, на спине и груди у них были видны полосы от станка. Это приносило неповторимое чувство воды: ты ощущал ее буквально каждой клеточкой. Еще одним побочным эффектом становились растирки, которые накладывались во время массажа перед соревнованиями на заголенное тело. Если массажист не рассчитал и хоть немного переборщил с количеством разогревающей смеси, это приводило к очень серьезным ощущениям. Могу сказать как человек, неоднократно это переживший: боль, сравнимая с ожогом, — сразу бросаешься смывать растирку, заливать ее маслом.
— Вместе с национальной командой я был на сборах и готовился к соревнованиям «Дружба-84», которые должны были стать неким заменителем Игр. Этот этап моей жизни в голове отложился не очень хорошо, а вот как мы узнали, что в Лос-Анджелесе выступать не будем, помню отлично. Когда об этом было объявлено, сборная находилась в ГДР на тренировочной базе в городе Линдофмарк. Классический немецкий эрзац, которому позавидовали бы даже спартанцы: общага с удобствами на этаже, скромный бассейн. Впрочем, на большее рассчитывать было сложно — ударный сбор, на нем только пахать, и все. Вечером включаем в холле телевизор, а там зачитывают объявление. Мол, в связи с угрозой для жизни атлетов принято решение не участвовать... Внутри мгновенно воцарился какой-то вакуум, полная пустота. Совершенно непонятно, что теперь делать и надо ли делать вообще. Тут же возникла масса вопросов: а для чего ты корячился все последние четыре года?! Ребята предлагали напиться, благо спиртное продавалось в лавке по соседству. Но даже пить не хотелось, организм не мог сразу отказаться от годами соблюдаемого режима.
Конечно, мы следили за результатами, которые показывались на Олимпиаде. Приходила информация, потом появились видеозаписи. Но я смотреть их не мог, возникало отторжение. Мне тогда было 24 года — самый расцвет. На всех своих дистанциях — 400, 800 и 1500 я был первым в международном рейтинге, владел всеми мировыми рекордами. В течение шести лет, с 1978 года, не проигрывал вообще никому. В тот момент я первый раз подумал: наверное, это все, спортивная карьера закончилась. Выдерживать сверхнагрузки еще четыре года, до следующих Игр, казалось делом невозможным. К тому же пошли травмы, плечо ныло все больше и больше...
На «Дружбе» стояла задача показать результаты выше, чем на Играх в Лос-Анджелесе, что в конечном итоге мне удалось. Да и не только мне, на московских соревнованиях был установлен целый ряд мировых рекордов. После окончания плавательного турнира я пригласил ребят из нашей команды и коллег из сборной ГДР в гости отметить событие. Даже не знаю, сколько народу набилось в нашу с Мариной «двушку»: в мои «Жигули» вместилось человек десять, потом подъехало еще несколько машин. С тех пор в квартире такого количества людей больше не было. Организовали классическую складчину, все как полагается... Пили мы не с горя, нет. Просто хотелось общения, ведь занимались-то мы общим делом.
— Был один человек, довольно высокопоставленный. Он выразил свое мнение, на которое, наверное, имел право. Но тогда меня это очень сильно задело. Особенно аргументы, которые были выбраны: я не должен ехать на следующую Олимпиаду в Сеул, чтобы не уронить знамени советского спорта. Мол, первого места тебе не выиграть, а даже второе или третье в твоем исполнении никого не интересует. Договорился до того, что с моей стороны это будет преступление. Подготовку к Играм-1988 я во многом вел вопреки тому человеку. Последние сто метров дистанции, когда я просто умирал от усталости и боли, меня поддерживало только желание доказать оппоненту его неправоту. «Я тебе докажу, докажу», — билось в голове...
— Маринин отец был создателем и руководителем научного центра олимпийской подготовки в Тушине. Он обслуживал несколько видов спорта — легкую атлетику, велоспорт, бокс. В свое время тесть сам серьезно занимался спортом, входил в велосипедную сборную. Именно он предложил, чтобы я продолжил карьеру до сеульских Игр. «А тренером твоим станет Марина», — прозвучало тогда. В первую секунду я, признаться, подумал: «Что за чушь?!» Однако мне быстро разъяснили преимущества такого решения. Во-первых, жена была мастером спорта по легкой атлетике, чемпионкой страны в беге на 200 метров и знала спорт не понаслышке. Во-вторых, она тогда уже серьезно занималась научно-исследовательской работой: сначала в лаборатории легкой атлетики ВНИИФКа, потом в течение трех лет в группе Кошкина. «Ну и наконец, Марина знает тебя лучше, чем ты сам», — завершил объяснения тесть.
Он раскрыл мне глаза на очень многие вещи. Обладая огромными контактами и связями, тесть помогал встретиться с лучшими специалистами из разных спортивных областей. Помню свой разговор с одним из ведущих физиологов страны Феликсом Залмановичем Меерсоном. «Что вы едите?» — поинтересовался собеседник. Я добросовестно перечислил содержимое меню на базе «Озеро Круглое». Неожиданно тот же самый вопрос прозвучал во второй раз. Признаться, я решил, что профессор не расслышал, все-таки он был
