тренеры, так же как и их предшественники, большое внимание уделяли атлетизму. Единственная разница — при Тарасове мы много занимались со штангой и блинами, а Бобров отдавал предпочтение так называемым точкам. В атлетическом зале было организовано десять — пятнадцать остановок, на каждой из которых нужно было сделать свои упражнения: прыжки, приседания, отжимания. Выполнил серию, отдохнул секунд двадцать — и дальше, на следующую точку.
Потом из Канады вернулись Чернышев с Кулагиным, которые ездили туда на разведку — просматривали товарищеские матчи и тренировки сборной Канады. Видеокамер тогда не было, поэтому подготовить разбор игры соперника, как это практикуется сейчас, тренеры не могли. Все свои наблюдения они заносили в блокнот и потом делились ими с Бобровым. Нам представили только общие рекомендации. Мол, канадцы очень сильно начинают встречи и проводят концовки периодов, тут надо быть особенно внимательными. Шел разговор и об умении соперника выигрывать вбрасывания. О персоналиях не говорилось ничего, до нас доходили лишь опосредованные слухи. Дескать, самое сильное впечатление на наблюдателей произвел нападающий Пит Маховлич — его рост, размах рук и обводка с большой амплитудой.
— Я бы поменял последовательность: сначала это было столкновение режимов и только потом — хоккейных школ. Политическая важность момента подчеркивалась на каждом шагу. Помню, на встрече в ЦК партии один из ответственных работников провозгласил: «Вы открываете двери в НХЛ, и войти туда нужно с высоко поднятой головой!» Уже в Канаде перед стартовой игрой руководитель нашей делегации Рагульский, один из замов Сергея Павлова, устроил очередное собрание и заявил: «Ребята, вы сегодня должны достойно проиграть». Понимаете, проиграть! Ни у кого даже в мыслях не было, что возможен какой-то другой итог. А после того, как мы сенсационно разгромили в Монреале канадцев в первом матче 7:3 и переехали в Торонто на второй, тот же Рагульский выступил снова: «Вы теперь вообще не имеете права проигрывать!» Так на глазах менялись восприятие суперсерии и формулировка задачи.
В СССР спорт всегда был частью политики. И соответственно спортивным поражениям приписывались серьезные политические последствия. Помню, на чемпионате мира-74 в Хельсинки мы проиграли сборной Чехословакии 2:7. В посольство на разговор вызвали сначала главного тренера, потом его помощников, затем секретаря партийной организации Владислава Третьяка. Дошла очередь и до меня как до капитана. Посол, до сих пор помню его фамилию — Степанов, — устроил разнос, входил в раж прямо на глазах. В конце концов начал угрожать: «Вы мне партбилет на стол положите!» Тут уж я не выдержал: «Не вы меня в партию принимали, не вам и партбилет отбирать». Собеседник осекся: ладно, мы еще посмотрим… Остальную часть чемпионата мы прошли без поражений, в повторном матче обыграли чехов 3:1 и взяли золотые медали. В посольстве по такому случаю был организован прием. В разгар празднеств ко мне подошел сияющий хозяин мероприятия с рюмкой в руках: «Давай, капитан, выпьем за победу!» «С вами пить не буду», — отрезал я. Не сомневаюсь, что после этого случая напротив моей фамилии в соответствующих органах была поставлена галочка. Возможно, в том числе и из-за нее мне пришлось завершить карьеру досрочно.
— С первых же минут пребывания в Канаде чувствовалось: происходит что-то грандиозное. Матчи с любительской сборной этой страны по уровню организации отставали на порядок. После прилета прямо к трапу самолета нам подали два больших автобуса и с десяток «Кадиллаков». Мы по привычке все полезли в один автобус, да еще баулы с формой начали туда запихивать. Хозяева удивлялись: «Зачем, вон ведь сколько транспорта стоит?!» Но мы были неизбалованные, к тому же боялись провокаций. Набились в один автобус, как сельди в бочке.
С другой стороны, антисоветские настроения были тоже очень сильны. Эмигранты, все это дерьмо тут же всплыло — и на нас. Когда игроки сборной выходили из гостиницы и направлялись к автобусу, чтобы ехать на матч, полицейские выстраивались шпалерами. Нам говорили: идите по этому коридору, здесь вы в безопасности. Если кто-то из посторонних выскочит сюда, тут же будет арестован. Мы шли, разговаривали между собой, а со стороны летели оскорбления, угрозы. Отвечать нельзя: стоило ввязаться в разговор, как тут же возникала перепалка, галдеж поднимался страшный. Впрочем, были и нормальные эмигранты, которые поздравляли с хорошей игрой, желали удачи. Правда, общение с болельщиками сводилось к минимуму. В лучшем случае мы могли раздать пару автографов, близко подходить к нам полицейские не разрешали.
— Когда команды выстроились на синей линии и заиграли гимны, у меня по спине от напряжения поползла струйка пота. Потом, когда они в течение шести с лишним минут забили два гола, мелькнула мысль: «Да, это действительно профессионалы!» Чем закончился матч, всем хорошо известно. После первого периода, когда мы сквитали счет, Бобров сказал в раздевалке: «Ребята, играйте в свой хоккей. Они не выдержат и перестанут за вами успевать». Так и получилось, во втором периоде мы попросту разорвали канадцев. Спустя много лет защитник Парк, принимавший участие в той игре, рассказал, что творилось у них в раздевалке. В перерыве кто-то из тренеров предупредил: «Русские оправились от удара, ждите продолжения». Что ж, предчувствия его не обманули.
— Игрокам сборной давали по десять билетов на каждый матч. Два хороших, четыре на места похуже и еще четыре — совсем плохие. Билеты надо было выкупать за свои деньги. Мои близкие — жена, мать — ходили на все игры. Отца у меня не было, он умер, когда мне исполнилось 9 лет… Папа был очень жестким человеком, порол меня нещадно. Я подходил к нему: «Можно погулять?» — «На сколько?» — «На часик, до одиннадцати». Прихожу десять минут двенадцатого, наручных часов ребятня тогда ведь не имела. Отец зажимал мне голову себе между ног и лупил ремнем по заду за опоздание.
Ненавидел ли я отца? Нет, любил. После его смерти я понял, как нужна ребенку мужская рука. Семью — меня и еще трех братьев — тащила на себе мать. Жилось нам тяжело, поэтому я пошел работать очень рано. В 15 лет после окончания седьмого класса устроился в домоуправление. А спустя еще год, после достижения совершеннолетия, пошел на автобазу.